Разговор в «Соборе»

— Ты бы к доктору сходил, показался, — сказал сеньор Лосано. — Пусть бы он тебе прописал что-нибудь, укольчики какие-нибудь или что. Не может быть, чтоб такую глупость нельзя вылечить. Собаки! Собаки съели снимки! Ладно, хромой, будь здоров, выметайся из машины. Хватит оправдываться, вылезай. Трогай, Лудовико, в «Пролонгасьон».

— И потом, не один ведь сеньор Лосано этим пользовался, — сказал Амбросио. — Дону Кайо наверняка тоже кое-что перепадало. Лудовико с Иполито говорили, там все на этом руки греют, все — от первого до последнего. Потому Лудовико так и мечтал получить звание. Не все же, дон, такие честные и порядочные, как вы.

— Теперь ты сходи, Иполито, — сказал сеньор Лосано. — Пусть они с тобой познакомятся, а то ведь Лудовико они долго не увидят.

— Это почему же, сеньор Лосано? — сказал Лудовико.

— А то ты не знаешь! — сказал сеньор Лосано. — Дурачка из себя не строй. Почему-почему! Потому что будешь теперь при сеньоре Бермудесе. Ты же так этого хотел, разве нет?

А где-то в середине следующей недели, когда Амалия прибиралась, в дверь позвонили. Пошла открывать, а на пороге — дон Фермин. Коленки у нее задрожали, еле смогла вымолвить «здравствуйте».

— Дон Кайо дома? — Он не ответил ей, не взглянул на нее, шагнул вперед. — Доложи, что пришел Савала.

Не узнал, сообразила она не то с удивлением, не то с досадой, но тут на лестнице появилась хозяйка: Фермин, что же ты стоишь, садись, Кайо вот-вот приедет, он только что звонил, чего тебе налить? Амалия притворила дверь, скользнула в буфетную, стала подглядывать. Дон Фермин то и дело смотрел на часы, глаза у него были беспокойные, нетерпеливые, а сам он как-то осунулся. Хозяйка подала ему стакан с виски. Что же стряслось с Кайо, он всегда так точен? — Сейчас обижусь, сказала хозяйка, мое общество тебя не устраивает? — Амалия удивилась, как они друг с другом говорят, будто век знакомы. Она выбралась через черный ход, пробежала сад — Амбросио не успел уйти далеко. На лице у него был ужас: он видел тебя? говорил с тобой?

— Даже не узнал, — сказала Амалия. — Неужто я так изменилась?

— Слава богу, — выдохнул Амбросио, словно она ему жизнь вернула, повернул голову, поглядел в сторону дома.

— Вечно скрываешь что-то, вечно трясешься, — сказала Амалия. — Я-то изменилась, а вот ты каким был, таким остался.

Но сказала с улыбкой, чтобы он видел: она не всерьез, она шутит, и подумала: дура, до чего ж ты рада его видеть. Тогда и Амбросио рассмеялся и руками ей показал, что вот, мол, пронесло, Амалия. Потом пододвинулся и вдруг ухватил ее за запястье: в воскресенье увидимся, а? В два, на остановке. В два так в два.

— Значит, дон Фермин с доном Кайо — приятели? — сказала Амалия. — Он, значит, часто тут бывает? Однажды приглядится и узнает меня.

— Все наоборот, — сказал Амбросио. — Они теперь насмерть разругались. Дон Фермин водил дружбу с одним генералом, который хотел устроить революцию, а дон Кайо его за это чуть не разорил.

Тут они увидали, как выворачивает из-за угла черная машина дона Кайо: приехал, давай живей! — и Амалия бросилась в дом. Карлота поджидала ее на кухне, из глаз любопытство так и прыщет: ты что, знакома с этим шофером? о чем вы с ним беседы беседовали? что он тебе говорил? это парень, это я понимаю. Амалия что-то ей наврала, и, к счастью, хозяйка велела отнести поднос в кабинет. Она поднималась по лестнице, а бокалы и пепельницы со звоном плясали на подносе, и думала: Амбросио, дубина, заразил меня своим страхом, а если дон Фермин узнает, что он скажет? Но дон Фермин только скользнул по ней невидящим взглядом и отвел глаза. Сидел, пристукивал каблуком от нетерпения. Она поставила поднос на стол, вышла. Дон Кайо с доном Фермином просидели взаперти полчаса, не меньше. О чем-то спорили, и так громко, что даже на кухне слышно было, и хозяйка вышла, прикрыла дверь в буфетную, чтоб не долетали голоса. А когда Амалия увидала в окошко, что машины дона Фермина уже нет, поднялась забрать поднос. Хозяйка и дон Кайо сидели в гостиной, разговаривали. Почему был такой крик? — спросила сеньора Ортенсия, а он: крыса хотела бежать с корабля, теперь надо за это расплачиваться, а ей не нравится. Как он смел назвать дона Фермина крысой, дон Фермин в тысячу раз добрее его, и честнее, и лучше. Завидует, решила она, а Карлота: ну, кто это был, о чем они говорили?

— Я тоже занял свой пост по просьбе президента, — уже мягче проговорил доктор Арбелаэс, и он подумал: отлично, заключим мир. — Я стараюсь внести позитивный вклад в…

— Весь позитивный вклад принадлежит вам, — с неожиданной энергией сказал он. — На мою долю остается все негативное. Нет-нет, я не шучу, так оно и есть. Уверяю вас, я оказываю вам большую услугу, освобождая вас от того низменного и грязного, чем тоже должна заниматься полиция.

— Я вовсе не хотел вас обидеть, дон Кайо. — Подбородок у доктора больше не дрожал.

— Вы меня и не обидели, — сказал он. — Поверьте, я пошел бы на это сокращение. Но не могу, просто не могу. Посмотрите бумаги, сами в этом убедитесь.

Доктор протянул ему папку.