Раздражённые (ЛП)

Другой парень был бы смущен тем, как его братья ведут себя в помещении полном людей, где любой может их видеть. Но это особенная ночь. Так мы празднуем получение байкерской нашивки у двух наших братьев. Вообще-то, двух ее одноклассников.

Мотоклуб «Железные Быки» — мой дом, и она должна понять, что это значит. Я не укрываюсь каким-либо сахарным дерьмом, чтобы произвести на кого-либо впечатление. Даже перед цыпочкой, в которой уже на протяжении пары недель умирал, как хотел похоронить свой член.

Кроме того, в ней, должно быть, есть что-то дикое. Немного от плохой девочки, которая умирает, как хочет выйти наружу и поиграть? Иначе, она бы уже с криком выбежала из помещения.

Не спрашивая, Мелоди приносит мне пиво. Она бросает на Афину такой взгляд, будто ей противно, и, очевидно, собирается что-нибудь выкинуть. Хватает одного строгого взгляда на нее, и она затыкается. Я спрашиваю Афину, что она хочет выпить, и прошу Мелоди это принести.

Афина не пропустила этого молчаливого обмена репликами. Она кривит губы.

— Я вам здесь мешаю? Она твоя...

— Нет, — черт, я не вижу в этой комнате никаких других женщин кроме Афины. — У меня никого нет.

Она выгибает одну бровь.

— И я должна в это верить?

Что она хочет, чтобы я сказал? Что есть много других? Или я могу быть абсолютно честным и признаться, что теперь, когда она здесь, все они — история?

Конечно, потому что это то, что хочет услышать каждая восемнадцатилетняя девушка с дикой жилкой.

Вместо этого я делаю вид, что смотрю по сторонам.

— Нет. Здесь нет никого кроме тебя и меня.

Она, кажется, ценит это и расслабляется. Хорошо. Она, может быть, и приехала ради подруги, но я хочу быть причиной, по которой она останется.

— Мне кажется, ты знаешь обо мне куда больше, чем я о тебе. Чем ты занимаешься, Ромео?

— Я владею гаражом и управляю этим клубом.

— И это все?

Я не привык к такому неподдельному интересу ко мне, поэтому мне требуется секунда, чтобы объяснить, что моя специализация — работа с классическими автомобилями.

— Это так здорово. Я всегда мечтала о сверкающем красном «Корвете» семьдесят шестого года с нарисованным сзади клубничным пирожным, — ее глаза практически светятся, когда она описывает машину, которая одновременно звучит абсурдно и сладко.

— Клубничное пирожное, да?

Еще щеки становятся розовыми, и я не могу перестать думать о других частях ее тела, которые могут порозоветь.

— Расскажи мне еще что-нибудь о себе, Ромео.

— Особо нечего рассказывать, Пирожок. Меня легко понять.

— Сомневаюсь в...

Нужда попробовать ее на вкус одолевает меня. Я наклоняю голову и целую ее, прижимаюсь своими губами к ее и пожираю ее рот. Она мягкая и теплая. Сначала Афина не уверена, но затем она скользит руками по моим плечам и волосам. Пока я все еще пытаюсь осознать тот факт, что это, наконец, происходит, она стонет мне в рот.

Не то, чтобы я никогда не целовал женщину. Я наслаждаюсь этим настолько, насколько могу, используя это как средство достижения того, куда я действительно хочу попасть.

Меня захватывает тот факт, что это лучше любой фантазии. Она отзывчивая и увлекательная. Ее тихие всхлипывания и попытки притянуть меня ближе, наконец, вырывают меня из нашего поцелуя.

Я не могу взять эту девушку на диване на виду у всех. Не знаю, почему, но она особенная, и я хочу остаться с ней наедине.

Я наклоняю голову, пока наши лбы не соприкасаются, и касаюсь ее щеки большим пальцем.

— Ну вот, сейчас ты знаешь обо мне все.

— Что? — шепчет она.

— Я человек действия и беру то, что хочу и как хочу. Все еще хочешь остаться?

Невозможно скрыть тот факт, что в моих джинсах стало туго. Я должен подавить желание схватить ее за руку и потереть ею по всей длине моего заключенного в джинсах члена.

— Да.

— Я хотел тебя с того дня, как впервые тебя увидел.

— Серьезно? — она совершенно ошеломлена, ее слова звучат невнятно, а я не дал ей выпить ни капли алкоголя.

Не могу сдержаться и опять провожу тыльной стороной ладони по щеке Афины.

— Да.

Она краснеет и отводит взгляд.

— Почему? Я довольно скучная.

— Сомневаюсь.

Она пожимает плечами и заправляет волосы за ухо. То, как она покусывает нижнюю губу, чертовски мило.

— Могу ли я показать тебе свою комнату?

Могу ли? Серьезно? Я спрашиваю?

Уголок ее рта приподнимается в дьявольской улыбке, но ее нижняя губа дрожит, что говорит мне, что Афина притворяется, какую бы уверенность она ни пыталась показать. Зачем? Либо она хочет трахаться, либо нет.

— С удовольствием. Здесь становится слишком шумно, чтобы разговаривать, — выкрикивает она сквозь музыку. Не знаю, почему это так важно. Последнее, чем мы будем заниматься в моей спальне, это разговаривать. Трах — единственное слово, которое у меня на уме. Нет, это неправда. Еще там мелькают слова типа «молодая тугая киска».