Раздражающие успехи еретиков

Через десять лет после принятия короны король Сейлис сделал себя хозяином своего собственного Дома. В процессе он создал прецедент союза короны с палатой общин, который сохранялся во время правления Шарлиэн. Чисхолмская аристократия была далека от того, чтобы смириться с постоянным ограничением своей власти, но она, по крайней мере, научилась зачаткам осмотрительности. Тот факт, что Чисхолм становился все более могущественным и процветающим при Сейлисе, вероятно, помог ему проглотить болезненное лекарство, которое Грин-Маунтин и Холбрук-Холлоу запихнули в его коллективное горло. К сожалению, эта власть и процветание также представляли угрозу планам князя Гектора из Корисанды, что объясняло субсидирование Гектором «пиратов», которым в конечном итоге удалось убить Сейлиса.

Наиболее недовольные из знати Сейлиса публично оплакивали смерть своего короля, даже когда они строили тайные планы, как поступить со своим новым ребенком-королевой, по опыту их собственных прапрадедов, имевших дело с королевой Исбелл. Но если Сейлиса убили, Грин-Маунтин и Холбрук-Холлоу все еще были живы, а дочь Сейлиса оказалась даже более способной — и, когда это было необходимо, безжалостной — чем он сам…. как вскоре обнаружили герцог Три-Хиллз и его союзники.

Не было никаких сомнений в том, что аристократия сохранила большую долю политической власти в Чисхолме, чем ее чарисийские коллеги в Теллесберге, но эта власть была резко подорвана. И это была лишь тень того, чем продолжали наслаждаться дворяне в большинстве других королевств Сейфхолда. И все же атрибуты ее господства, существовавшего четыре поколения назад, сохранились в убранстве и процедурах парламентского зала, и Кэйлеб взял за правило постоянно напоминать себе, что чисхолмская традиция королевской власти была моложе — и, вероятно, слабее — чем традиция Чариса. С другой стороны, мы устанавливаем всевозможные новые традиции, не так ли? — задумался Кэйлеб. И — по крайней мере, пока — Эйлана и Грин-Маунтин держат ситуацию под контролем. Вероятно, — его губы скривились в невольной улыбке, — по крайней мере, отчасти потому, что эти люди действительно не хотят видеть, как Шарлиэн возвращается домой, чтобы самой разбираться с каким-то… непокорством!

Как всегда, мысль о доказанных способностях его жены была глубоко утешительной… и вызвала у него дрожь одиночества. Для него все еще было чудом, что кто-то за такое короткое время стал для него настолько глубоко, почти болезненно, жизненно важным. И не только на прагматическом уровне. На самом деле, больше, если он собирался быть честным с самим собой, даже в основном на прагматическом уровне. Он оглянулся через плечо туда, где за его спиной ехал Мерлин в новой форме имперской чарисийской стражи. Почерневшие доспехи, как и черная туника, остались, но золотой кракен на нагруднике Мерлина теперь плавал по щиту в форме воздушного змея в сине-белом цвете Дома Тейт. Отряд личной охраны Шарлиэн носил ту же форму, за исключением того, что на их одежде вместо кракена был изображен роковой кит Чисхолма. — Впечатляет, не так ли? — тихо сказал император, мотнув головой в сторону маячащего перед ними здания, и Мерлин фыркнул.

— Как и Храм, — отметил он так же тихо. — Упаковка менее важна, чем содержимое.

— Это одна из тех мудрых пословиц сейджина? — спросил Кэйлеб с усмешкой.

— Нет, но, вероятно, так и должно быть. — Мерлин склонил голову набок, изучая внушительный фасад зала. — Я бы хотел, чтобы ее величество была здесь и играла роль гида, — добавил он.

— Я тоже, — признался Кэйлеб, затем замолчал, когда они достигли места назначения и остановились на том месте, которое кордон вооруженных алебардами пехотинцев королевской армии расчистил перед зданием парламента.

Император спрыгнул с седла в сопровождении зорких, тщательно отобранных солдат имперской стражи из отряда Мерлина. Кэйлеб заметил, что эти стражники были даже более бдительны, чем обычно. Никто из них не забывал о том, насколько удобно было бы некоторым сторонам, если бы что-то фатальное постигло некоего Кэйлеба Армака.

Несмотря на низкую температуру, которая поразила откровенным холодом Кэйлеба и большинство его телохранителей, уроженцев Чариса, у здания парламента собралась значительная толпа. Подавляющее большинство зрителей, стоявших там среди клубящихся облаков выдыхаемого воздуха, были простолюдинами, вероятно, потому, что большинство столичных дворян уже уютно устроились на своих местах в зале, — подумал Кэйлеб с легкой завистью, когда аплодисменты начали нарастать. Энтузиазм толпы означал, что он должен был двигаться медленно, вежливо, отвечая на их приветствия, а не спешить к ожидающему теплу зала.