Раздолбаи. (Работа по специальности)

– Слышь, Пузырёк, бля-сука… – Заикание у него почти прошло, но лицо ещё подёргивалось. Хотя, помнится, нервная рябь пробегала по правой щеке Креста и раньше – до того, как он получил щелчка от надзорки. – Ты уж на меня, бля-сука, не серчай… Погорячился, с-сука-бля…

– Да бывает, чего там… – с понимающей усмешкой отвечал ему Пузырёк. – Ты это… Может, колпачок примешь? Ради твоей контузии даром налью…

Крест, не ломаясь, принял колпачок, после чего исподлобья взглянул на Василия.

– Слышь, начальник… Дело есть…

***

Их вынесло наружу неподалёку от площади с пятиэтажкой. И то ли Василию показалось, то ли в самом деле небо (оно же и пол, оно же и потолок) слегка потемнело, набухло сиреневым. Такое впечатление, что день клонился к вечеру.

– Ну? – сказал Василий.

Но Крест заговорил не сразу – долго хмурился, досадливо дёргал щекой.

– Шелестят, коцы вяжешь? – спросил он наконец, вновь перейдя на родную речь.

Василий поиграл желваками и кивнул. Потом вдруг что-то, видать, сообразил и недоверчиво воззрился на собеседника.

– А ты что? Никак приковаться мылишься?

Последовавшее в ответ молчание было недовольным, но вне всякого сомнения утвердительным.

Глава 12

Вы такая эстетная, вы такая изящная…

Игорь Северянин 

День и впрямь вечерел. Нежные лиловые тона разливались по нижней и по верхней тверди, гигантские золотистые опоры побледнели и словно бы задышали. Глыба, на которой расположилась честнАя компания, в просторечии именовалась завалинкой. От компании, впрочем, осталось всего три человека. Остальные, должно быть, решили, что ушедший за добавкой Ромка упал где-нибудь у Пузырька, и, отчаявшись ждать, разбрелись кто куда. И колпачки побросали.

– А? Завалинка! – ликующе восклицал Лёша Баптист, тараща глаза и хлопая тяжкой пятернёй по гладкой молочно-белой поверхности. – Как на заказ, а? И прямо перед домом, главное!

Он, видно, очень гордился этой своей собственностью и неустанно внушал Ромке, что завалинка – глыба неприкосновенная, что он, Лёша, сам, собственноручно, в одиночку, с помощью лома и такой-то матери прикантовал её к своей стене вплотную.

– Да с чего ты вообще взял, что это твой дом? – сказала Лика, покачивая ладной ножкой. – Можно подумать, на нём написано, что он твой!

Вообще, как заметил Ромка, позы она принимала сплошь рискованные, но изящные, словно ежесекундно ожидала щелчка фотоаппарата.

– Привет, а чей же? – оскорбился Лёша. – Вон же вход. – Он ткнул растопыренной пятернёй в сторону теневого овала. – Первый раз видишь, что ли?

Cверкающий и как бы скроенный из фольги балахончик Лики тоже просиял под вечер лиловыми и бледно-золотистыми тонами. Рядом с неопрятным толстым Лёшей Баптистом девушка казалась Ромке особенно красивой. Пренебрежительно повела бровью.

– Да что вход! А выход? Выход-то чуть ли не на площади…

Выяснилось, что даже не известно, кто внутри какой опоры обитает. Действительно, снаружи все титанические резные колонны были весьма похожи друг на друга, а попав внутрь, местоположения тем более не определишь – по причине отсутствия окон. Но вот насчёт самой завалинки Лёша был прав: удобная глыба – как на заказ. Длинная, извилистая, вся в замечательных вдавлинах, словно предназначенных для сидения. Мечта болтунов и лентяев.

– А чего вы в пятиэтажке не живёте? – спросил Ромка, услышав про площадь. – Боитесь?

Как ни странно, но триумфатор вёл себя несколько скованно. Посиделки затягивались. Ясно было, что Лёша Баптист, пока всё не выпьет, с завалинки не снимется. И всё призрачнее становилась надежда, что Лика не прочь уединиться с молодым человеком, блистательно развалившим в её честь несколько непомерно огромных глыб. Ромка заметно приуныл. Каждый раз, стоило ему украдкой взглянуть на Лику, накатывало острое чувство собственной неполноценности. С девушками столь высокого класса Ромка дела никогда не имел и просто не знал, как себя с ними надлежит вести. Спиртное ударило в голову, но уверенности не прибавило.

Про пятиэтажку Ромка помянул так, к случаю, однако брошенный невзначай вопрос произвёл неожиданно сильное впечатление. Лёша вдруг надулся, нахохлился, а губы Лики изогнулись в двусмысленной и, кажется, язвительной улыбке.

– Так… это… – хмурясь и покряхтывая, ответил Лёша, с излишней торопливостью нашаривая вскрытый бурдючок. – Чего, спрашивается, в тесноте-то жить? А так у каждого вроде как свой дом…

Сосредоточенно сопя, он разлил водку по колпачкам.

– Ну… с приездом, в общем.

Лика пить отказалась. Видя такое дело, отказался и Ромка. Лёша с ухмылкой оглядел обоих поверх поднятого в тосте колпачка.

– Жива-ая… – мечтательно промычал он, уставив на Лику мутные охальные глаза. – Теплая…

А вот это Ромке совсем не понравились. В стриженой лопоухой голове немедленно закопошились нехорошие подозрения.

Лёша Баптист взглянул на изменившееся лицо юного собутыльника – и развеселился окончательно.