Раздевайся, Семёнова!

В туалет было не пробиться как минимум еще минут десять, и я решила пройтись по коридору вперед – слышала, что в Европе, в общественных местах, помимо мужских и женских, любят устраивать всякие общие туалеты – семейные, например, для тех, кто с детьми противоположного пола. Тут же поняла, какая это глупость – искать семейный туалет в ночном клубе – и хотела уже повернуть обратно и покорно встать в конец очереди.

Как вдруг услышала – чуть подальше, за дверью обычного, мужского туалета раздавались крайне странные звуки, едва различимые из-за громкой музыки.

Я подошла ближе.

Звуки усилились, и я стала различать голоса – взвизгивающий женский и мужской, что-то глухо и занудно приговаривающий. И свист – будто линейкой по столу лупят.

Уже на цыпочках я подкралась еще ближе. Замирая сердцем, прислушалась.

– Любишь кататься… – свист «линейки», – люби и саночки возить…

И снова свист. Женский голос захлебнулся рыданиями, срываясь на крик.

– Ааа! Тимурчик… все, хвааатит… я все поняла… пожалуйста… мне же больно…

У меня внутри все будто выморозилось. Грачева. Вот дерьмо.

Всхлипы стали тихими, почти утонув в шуме ночного клуба.

– А ты как думала, детка… - мужской голос прерывался тяжелым дыханием, будто мужчина напрягался физически… или… был возбужден. – За все в жизни надо платить.

Глотая подобравшийся к горлу комок, я приблизилась к двери и попыталась ее толкнуть – но та была заперта. Даже не заперта – такое ощущение, что ее подпирало что-то изнутри.

– Ну-ка… давай вытащим твою затычечку… Отлииично… А теперь Ритусик, поднимай свою аппетитную, красную попку повыше… - прохрипел мужчина, что-то двигая, будто стулом возил по полу. – А сама нагнись пониже… О так…

Дальше до меня донеслись вполне отчетливые шлепки плоти о плоть, мужские стоны и женское болезненное мычание.

 Пошатываясь и сжимая в руках сумочку, я медленно побрела обратно по коридору. Но не успела пройти и десяти шагов, как кое-что осознала.

Какая бы Грачева не была гадина, благодаря ей любимый мужчина сделал мне сегодня предложение, а может даже и ребенка. Теперь же Грачеву трахают в задницу в мужском туалете, подперев стулом дверь. Предварительно по-настоящему, до боли отхлестав ремнем.

Сказать, что мне это не понравилось, значило ничего не сказать.

***

Всю оставшуюся конференцию Грачева вела себя настолько отвратительно, что убила во мне всякое желание пожалеть ее и, быть может, как-то помочь. Она сверлила меня ненавидящим взглядом, рассказывала про меня гадости и, владея английским на уровне, до которого мне было еще пилить и пилить, выставляла дурой при каждом удобном случае.

В конце концов мне это надоело, и в последний день конференции я решила остаться в гостинице. Все равно кто-то должен был собрать вещи перед завтрашним вылетом домой. Да и насладиться прекрасным номером не мешало – вон, джакузи до сих пор не опробовано.

Нехотя, Знаменский согласился оставить меня, и я провела свой последний день в Лондоне валяясь в ванне и названивая всем своим родственникам подряд. Сообщала о своей помолвке, выслушивала не особо горячие поздравления, и под конец пришла к выводу, что, кажется, мне не поверили.

 – И квартира у него в Москве, и дом собирается купить… да еще и преподаватель, от которого все в универе прям тащатся. Катюха, тебе просто сказочно повезло… – язвила мать, и я слышала, как за ее спиной тихо заливается со смеху младший брат, Сашка.

Я не стала сердиться. Посмотрим, что они скажут, когда я пришлю им приглашение на свадьбу.

Знаменский тоже отзвонился родным – торопясь укрепить мою веру в то, что наша помолвка самая что ни на есть настоящая. Хоть я ему еще тогда, на балконе поверила – не станет мужчина пренебрегать противозачаточным, если не готов к женитьбе.

Мои новые родственники отреагировали на новость по-разному.

От Артема минут десять, кроме как «офигеть» и «ну ты даешь, братан» было ничего не добиться. Причем, мы до конца так и не поняли, рад он нашему решению или нет.

Маман пропыхтела в телефон нечто недовольно-возмущенное, потом потребовала «к трубочке» меня. Знаменский уже готов был грубо отказать, но я, поддавшись внезапному импульсу, выхватила у него из рук мобильник.

Минут десять меня пытали – выспрашивали все, начиная от моих планов на будущее и заканчивая здоровьем с родословной. Я рассказала все честно, утаив разве что алкоголизм – все-таки мать начала пить уже после моего рождения, так что если на ком и отразится, то на брате, но никак ни на моем потомстве. Потом пришлось уйти в другую комнату – иначе от следующих вопросов мой жених бы точно взбесился и снова разругался с матерью.

– И как у вас так получилось, а? – ехидно допытывалась мадам Знаменская. – Он ведь еще под Новый Год тебя знать не знал, ведать не ведовал... А тут хлоп! И замуж.