Раздевайся, Семёнова!

– Какой притон, господи… Коллеги собрались на новогоднюю вечеринку…

– Да-да, помню… Кажется, тут было костюмированное представление… женщины-зайчики и мужчины в костюмах католических священников…

– Мама… я едва сдерживаю руку, чтобы она не указала тебе на дверь…

Прижавшись к стене кухни, я слушала и не верила своим ушам. Ничего себе, мама с сыночком общаются... У меня с моей пьянью и то отношения душевнее…

Положение надо было спасать, потому что если Знаменский выставит из квартиры родную мать, настроение у него будет такое, что одно лишнее слово, и я вылечу следом…

Высунувшись из кухни, я громко позвала.

– Виктор Лексеич, вы завтракать когда будете?

– Эээ… – ответил «Виктор Лексеич».

– Сделай-ка и мне чаю, дорогуша…  - милостиво разрешила мама «Виктора Лексеича».

Я пожала плечами. Запросто. На роскошной кухне я уже вполне освоилась и не видела никакой проблемы в том, чтобы пригласить еще одного человека к завтраку.

– И подай в столовую, будь любезна.

Я замерла с горячим чайником в руках. Да уж, маман без комплексов… Может еще и меню огласить? Но, раз назвалась груздем… Я стиснула зубы, нашла поднос, водрузила на него чашки с прочими принадлежностями… Еще раз вздохнула и пристроила на свободное место тарелочку со своими фирменными оладьями. Эх не оценят мое творение… А я так старалась.

В кухню ворвался взбешенный Знаменский.

– Какая домработница? – зашипел он. – Какой завтрак? Что ты несе…

И замолчал на полуслове, оторопело оглядывая идеально убранную кухню и поднос.

Мне вдруг стало дико неудобно за самодеятельность. Действительно, с какой стати, во второй раз переночевав у человека дома, я вдруг решила, что имею право распоряжаться на его кухне? А эти дурацкие оладьи? Вот сейчас подумает, что я клуша деревенская – лишь бы оладий с пельменями нашлепать да пожрать... Еще и косу заплела, чтоб волосы не мешали… Тьфу… У него небось женщины знакомые к готовке пальчиком не касаются, в ресторанах завтракают…

– Ты… как ты… когда? – он явно растерял все свое красноречие.

Я захлопала ресницами, изо всех сил стараясь не разреветься.

– Виктор Алексеевич, я… извините, я не подумала…

– Что здесь происходит? – в кухню с достоинством вплыла мама. – Витенька, прошу тебя, не бегай от меня, я пришла обсудить с тобой очень важную тему.

Знаменский скривился.

– Что на этот раз? В городе появилась банда велосипедистов? Или власти опять пытаются гипнотизировать народ через телевизор?

– Зря смеешься… - мать невозмутимо подцепила двумя пальцами оладью из тарелки и отправила ее в рот. – Эти власти еще и не до такого додумаются, с них станется… Но пришла я не по этому поводу…

Она просто до смешного меня не замечала – как если бы я и в самом деле была прислугой, которой не стесняются, считая ее почти мебелью. Даже распробовав мою вкуснятину и одобрительно помычав, никак не отметила мое в ней участие – бровью не повела в мою сторону.

Именно поэтому я осталась, а не ретировалась из вежливости, дав им поговорить – было понятно, что уж что-что, а на меня этим двоим точно наплевать. Хотя, если уж на чистоту, мне тоже было плевать, о какой-такой «важной теме» пришла поговорить мать Знаменского – я думала лишь о том, как оправдаться за свое бесцеремонное хозяйничанье на его кухне. Ведь даже и в том, что мать вломилась в такой неподходящий час и выносит Виктору Алексеевичу мозг, была моя вина – если бы он не подумал, что я «захлопнулась», он и дверь бы, наверное, не пошел открывать…

– Ближе к делу… – поторопил Знаменский, явно теряя терпение.

Мама поджала губы.

– Извини, сынок, я забыла, что тебя могут до такой степени не интересовать дела матери… Хорошо-хорошо. Я скажу. Ко мне вчера приходила Оля…

Он высоко поднял брови.

– Оля? К тебе?! Зачем?!

Мадам Знаменская поджала губы.

– В отличии от тебя, ей не все равно, как коротает дни пожилая женщина, у которой серьезные проблемы со здоровьем… Но это не важно, – она подняла руку, предупреждая сердитую тираду, которой готов был разразиться Виктор Алексеевич. – Она предложила мне лечь на обследование… вот в эту клинику, – покопавшись в сумочке, женщина достала какой-то проспект и протянула ее сыну. – Если ты готов оплатить…

Знаменский недоуменно повертел брошюру в руках, вглядываясь в красочные картинки и лозунги.

– Мам, это ведь лажа какая-то… Омолаживающие коктейли? Диагностика кармы? Групповая терапия для женщин, обеспокоенных глобальным потеплением? Что это за хрень?..

Мадам Знаменская с возмущением выдернула брошюру из его рук.

– Что за выражения?! Правильно твоя жена сказала – ругаешься как сапожник, предложения без мата не можешь сказать… И ведь какое воспитание! Сколько сил в тебя вложили, сколько денег ушло на твое образование…

Она еще что-то говорила, долго и нудно костерила сына за невоспитанность, за распутство, за невнимание к ее, матери, болячкам и одиночеству… корила его бессонными ночами и вложенными деньгами… Знаменский морщился, вздыхал, что-то, кажется, отвечал…