Матфей, с виду — пожилой, убеленный сединами пенсионер, одетый в маечку и серый пиджачок, в брюки зеленоватого цвета и неизменные сапоги, встал и сделал ответный поклон. Жестом предложил сесть.
Некоторое время они молчали, прислушиваясь к тишине, пропитываясь торжественно-печальным настроением здешних мест, достигая дхъяны, затем дхараны и пратьяхары[41], пока не ощутили полное единение с природой и Вселенной. Потом Соболев негромко сказал:
— Хранитель, я имел несколько странных встреч… в настоящем и в прошлом… и хочу выяснить: что происходит? Если вы не имеете права на информационный контакт, скажите, я уйду.
Матфей не ответил, погруженный в свои мысли, и Соболев в который раз поразился его сходству с теми, кого знал: с Тарасом Горшиным, Буддой, с инфархом. Это было скорее не внешнее сходство, а печать внутреннего состояния полной свободы и сдержанной силы, производящая неизгладимое впечатление.
Наконец Матфей проговорил:
— Происходит то, что и должно происходить по Закону изменения энтропии. И ничего сверх того. Вам должно быть известно, что человечество своей конструктивной деятельностью уменьшает энтропию Земли, и при достижении критического уровня ее организации срабатывает Закон изменения энтропии, в данном случае — Закон возрастания. Он порождает процессы, уничтожающие излишек организации, причем по инерции всегда разрушается чуть больше, чем диктует сам закон. Но это — объективное следствие нашего мироустройства. Вот и все.
Матвей не пошевелился, глядя на ползущего по земле муравья. Хранитель искоса посмотрел на него, усмехнулся.
— Я имел в виду самый общий случай, распространяющийся не только на нашу запрещенную реальность, но и на всю Вселенную, на «розу реальностей». В принципе это изначальный дефект мира, заложенный в него Творцом, а нами, людьми, интерпретируемый как противоречие между добром и злом. Это противоречие вечно, смиритесь с ним.
Соболев снова не ответил, словно завороженный гортанным голосом собеседника.
— А теперь перейдем к частностям, — не торопясь продолжал Матфей. — Закон изменения энтропии уже сработал в абсолютных планах, к нам докатится его ослабленная волна. Но все же хаоса не избежать. И это тоже объективное следствие первоначального замысла Творца. Относиться к нему следует как к стихийному бедствию, не более того.
— Что вы хотите сказать? — очнулся Матвей.
— Не вмешивайтесь в действие закона, идущий! Судя по моим впечатлениям, вы избрали Истинный Путь духовной самореализации, ну так не сходите с него. По большому счету вы ничего не измените.
Матвей, которому уже в третий раз предлагали не вмешиваться (не считая тех случаев, когда толкали на противоположное), остался спокоен.
— Каждая душа идет в ту сторону, куда привела ее духовная эволюция. Разве не так?
— О да, этот принцип незыблем, но он не более чем пакет неопределенности. Выбирать Путь вам. В связи с чем у меня встречный вопрос: зачем вы все чаще погружаетесь в прошлое? Что вы там ищете?
Матвей поставил ногу в кроссовке перед муравьем и некоторое время наблюдал, как тот безуспешно пытается понять, что за преграда возникла у него на пути.
— Вы знаете, это как наркотик! — Он улыбнулся, поворачиваясь к собеседнику и встречая его пытливый взгляд. — У меня родился интерес даже не исследователя, а философа. Я хочу понять: зачем Монарху понадобилось экспериментировать над Инсектами? Чего он добивался, превращая род Блаттоптера сапиенс в род Хомо сапиенс? Какой в этом смысл? И еще один попутный вопрос: зачем иерархам надо было постоянно вмешиваться в бытие запрещенной реальности? Ну вышли они оттуда в высшие сферы, ну и живите себе там!
Хранитель качнул головой.
— Неужели вы еще не нашли ответа на свои вопросы?
Матвей не обиделся. На учителей не обижаются, а хотел этого Хранитель или нет, но он давно стал для Соболева Учителем. Впрочем, он наверняка понимал ситуацию, только никогда не признался бы в этом напрямую. Хранители Внутреннего Круга не имели права вмешиваться в «мирскую жизнь». Стать для кого-либо из них Учителем означало — вмешаться. Поэтому Матфей нередко ставил Соболеву задачи, как до Посвящения, так и после, которые не могли быть решены с помощью разума и логики. И Соболев давно понял его: щелью этого метода было уничтожить, превзойти концептуальное мышление во имя постижения сущностной, неповторимой природы всех вещей.
— У меня есть лишь догадки, — прямо сказал Матвей. — Интерес Монарха скорее всего — интерес исследователя плюс жажда безжалостного экспериментатора. Что касается иерархов, то в глубинах психики они остались Инсектами, жаждущими абсолютной власти… Я не прав?
— Браво! — серьезно ответил Хранитель. — Вы почти угадали. Добавлю кое-какие несущественные детали. Среди иерархов на высших планах «розы реальностей» вспыхнула война за абсолютное лидерство… что, естественно, уже отразилось и на Земле, поскольку все «реальности» вложены одна в одну и возможно подбарьерное просачивание виртуальной информации.
— Каким образом отразилось? Уж не распадом ли Союзов Неизвестных?