В двери каюты повернулся ключ, она распахнулась, и в каюту вошли два молодых человека в брюках и рубашках из жеваной материи блекло-болотного цвета, с автоматами под мышками. Один был долговяз и сутулился, все время откидывая со лба челку. Глаза у него были красные, а губы мокрые, он их непрерывно покусывал и облизывал. Второй, пониже ростом, ежился, будто ему было холодно, глаза с расширенными зрачками сухо блестели, руки дрожали, и сигарету он держал в кулаке.
— Я же говорил, — тонким голосом сказал долговязый и сутулый, — в отключке они. А баба смачная.
— Что надо, только беременная, — хрипло проговорил парень с сигаретой.
— Да хрен с ней сделается!
— Тогда давай по очереди.
— Я первый, идея моя.
— Ладно, давай, я пока пойду уколюсь, а то белый свет не мил.
— Ты же недавно кололся.
— Доза была маленькая.
— Смотри не перестарайся, Хромой увидит, выгонит из команды к чертовой матери.
— Не пугай, я ужо пужатый. — Низкорослый хохотнул, показывая гнилые зубы, и пошел к двери. — Придуши ее маленько, если очухается.
Сутулый, плотоядно облизываясь, оглядел Кристину, снял автомат, положил на стол, начал снимать штаны. Кристина зашевелилась, и села, глядя на него в упор.
— Гля, очнулась! — сказал бандит, продолжая раздеваться. — Подожди, не ори, все будет хорошо… а будешь кочевряжиться — пристрелю!
— Дядь, — похлопал его ладошкой по спине Стас. — Посмотри-ка сюда.
— Тебе чего? — оглянулся парень.
Стас дернул его за рукав, чтобы тот повернулся, и изо всей силы ударил ногой в пах. Сутулый издал сиплый возглас: ух! — скорчился, глаза его закатились, и он упал. Сжав кулаки, побледнев так, что живыми на лице остались только глаза, Стас ждал, готовый ударить насильника еще раз, но этого не потребовалось: парень потерял сознание.
— А дальше что? — шепотом произнесла Кристина, такая же бледная, как и мальчишка.
— Надо уходить, — очнулся Стас, сразу повзрослев. — Стрелять умеешь? Возьмем его автомат.
Кристина с отвращением глянула на автомат с укороченным стволом, без приклада.
— Нет, я не хочу.
— Тогда возьму я. — Стас умело снял и защелкнул на место магазин автомата, передернул затвор, повесил его на грудь и подошел к двери. Оглянулся, глядя исподлобья, не по-детски серьезный и сосредоточенный. — Нам только на палубу выбраться, там мы что-нибудь придумаем.
Мальчишка распахнул дверь и наткнулся на шагнувшего в каюту прихрамывающего мужчину с сединой в волосах, одетого в дорожный костюм — таскер. Он ловко сдернул со Стаса автомат, подтолкнул его стволом на середину каюты, мельком глянул на лежащего у кровати долговязого любителя женщин и закрыл за собой дверь.
— Сядьте, — сказал он негромко. — И успокойтесь. Шансов на побегу вас все равно не было. Кто вы?
— Будто не знаете, — огрызнулся покрасневший до слез мальчишка, обнимая Кристину за талию.
Вошедший внимательно глянул на живот женщины, перевел взгляд на ее лицо, нахмурился:
— Кто вы?
— Зачем это вам? — с горечью спросила Кристина. — Сначала вы стреляете из «глушака», хватаете, увозите, а потом спрашиваете, кто мы?
— Меня прислали сюда недавно, и я не знал, кого придется стеречь. Но я вас где-то видел…
— Соболевы мы, — буркнул Стас, усаживая Кристину на стул. — Я сын, она жена.
Седой вздрогнул, внимательно разглядывая обоих:
— Не Матвея ли Соболева родственники?
Пленники не ответили, держась друг задруга. Шевченко — это был он — прошел на середину каюты, сел на другой привинченный к полу стул, поставив автомат между ног, задумался. Перед глазами промелькнула сцена боя в коридоре ассоциации ветеранов спецслужб «Барс», когда Матвей Соболев спас его от пули. Юрьев не объяснил Шевченко, зачем посылает его в Рязань, сказал только, что тот поступает в распоряжение некоего Рыкова и что сам Юрий Бенедиктович тоже скоро приедет в Рязань. Рыков же через своего заместителя приказал Валерию охранять на теплоходе «Максим Горький» важных пленников и отбыл со своей командой в неизвестном направлении. И вот оказывается, что пленники — жена и сын Соболева… и захвачены они наверняка с целью оказать давление на Матвея.
«Что будем делать?» — спросил Шевченко сам себя.
«Прежде всего надо выяснить, в какое дерьмо вляпался», — ответил внутренний голос.
«Не поздно?»
«Как бы поздно ни было, но долг платежом красен. Женщину и пацана надо спасать».
«Меня убьют».
«Тебя и так убьют, когда начнешь выяснять, на кого работает Юрьев. Кстати, не тот ли это Рыков — бывший комиссар „Чистилища“? Вот будет хохма, если это он!»
«Это не хохма, мой милый, это кое-что похуже. Тикай отсюда! Бери женщину, мальца и тикай. Потом будешь разбираться, кто есть кто…»
— Пошли, — встал Шевченко, подошел к зашевелившемуся бандиту без штанов, ударом ладони под ухо снова отправил его в беспамятство, усмехнулся, глядя на вытянувшиеся лица пленников. — Я Валера Шевченко, если вспомните, и встречался когда-то с Матвеем. Попытаюсь вывести вас отсюда. Только уговор — слушаться и повиноваться беспрекословно! Эх, надо бы начать отход попозже, когда окончательно стемнеет…