Разборки дезертиров

Выпучив глаза от изумления, мы наблюдали за развитием событий. Застигнутые врасплох, люди метались по полю. Лохмотья реяли по ветру, лица перекошены от ужаса. Несколько человек отделились от толпы и побежали к оврагу. Джип неторопливо изменил направление, выпустил охотника в боевом натовском раскрасе. Он ржал, как орловский рысак. Неторопливо поднял автомат, выпустил гранату из подствольника. Рвануло в самой гуще. Чья-то рука взмыла в воздух, прочертила Архимедову спираль… Из горстки уцелело человека три, продолжали бежать, издавая непотребные звуки. Увалень с бугристой головой подволакивал разможженную ногу. Джип взревел, помчался по дуге, расшвыривая глину из-под колес. Десантировались еще двое и с радостным гоготом принялись поливать свинцом убегающих. Последним повалился увалень – пуля вышла из физиономии, разорвав ее в клочья.

На другом краю поля творился аналогичный беспредел. Отморозки в пятнистом по одному выскакивали из машины, открывали огонь по бегущим. Уцелевшие кинулись к пещерам. Падали, как листья поздней осенью. Две фигурки – маленькая и большая – вырвались вперед, ловко увертываясь от пуль. Джип помчался наперерез, прыгая по кочкам. Взвыли в восторге охотники. Бегущие распались. Тот, что побольше, споткнулся, раскинул руки, врезался челюстью в покореженное крыло. Прозвучал выстрел из машины – тело затряслось в конвульсии… Малолетка улепетывал зигзагами. Шквальный огонь – тельце подломилось, рухнув куда-то в канаву. Но спустя мгновение снова было на ногах, неслось к скалам, плутая между невидимыми препятствиями.

Охотники, опьяненные погоней, азартно кричали. Джип с рычанием разворачивался. Еще одна граната рассекла воздух. Бегущий словно почувствовал – покатился по земле: осколки разлетелись под углом к горизонту. Пружина подбросила пацана: сжатый комочек взлетел на камень, обернулся (такое впечатление, будто он вскинул загонщикам средний палец), сиганул в расщелину. Загонщики разочарованно завопили, кто-то запоздало добежал до расщелины, швырнул в провал гранату, отпрянул, зажав уши…

Мы молчали, словно рыбы. А о чем тут говорить?

По прошествии пяти минут люди в камуфляже бродили по полю, весело обмениваясь матерками, достреливали раненых. Тот, что был похож на индейца, нагибался над телами и подолгу совершал над ними загадочные манипуляции. Кое-что из того, что он делал, удалось разглядеть. При помощи распорки «индеец» изучал содержимое ротовых полостей покойников, затем вставлял им в рот миниатюрные слесарные кусачки и… вырывал зубы. Добычу складывал в мешочек на поясе.

– А это что за черный стоматолог? – пробормотал я.

– Индеец, мать его… – пролепетала Маша, царапая ногтями землю. – Бусы будет делать, ожерелья, цацки разные… Они же как дети – эти индейцы…

– А почему черный? – не понял Балабанюк.

– А потому что сволочь, – огрызнулся я, – хуже черных следопытов. Традиция существует с наполеоновских войн: дантисты или люди, нанятые дантистами, ползали по полям сражений и удаляли мертвецам здоровые зубы. А потом находчивые стоматологи вставляли отшлифованный зубной материал живым. Покойникам без разницы, а живые были весьма довольны… не зная, разумеется, откуда «дровишки»…

Мы убили бездну времени на бесплатное шоу. Зрительских симпатий не было (разве что пацан, сумевший вырваться из ада, которому я от души пожелал поменьше в жизни неприятностей). Отморозки, опьяненные охотой, могли задаться вопросом: а какого хрена, между прочим, стая диких людей делала на поле? Убираться нужно было без проволочек. Мы спустились в овраг и побежали гуськом навстречу новым антипатиям…

Разболелся зуб – который по-хорошему следовало удалять еще лет пять назад. Хорошая реакция на слесарные пассатижи. Поэтому лишения (помимо зуба), выпавшие на нашу долю в трудном переходе, я воспринимал куда отрешеннее, чем остальные. И чувство голода мучило не в той степени. Попутчики изнылись – расход калорий колоссальный, а восполнять нечем. Корешками с малиной? Палить же по разной живности я запретил категорически – спалимся. Мы двигались по сложной местности своеобразными «галсами» – отклоняясь от курса то влево, то вправо. Лезли через бурелом – как сквозь непроходимую спираль Бруно. Ныли хором – по большей части в мой адрес. Можно подумать, я в компании самый сытый. Отбиваться не было сил; утверждения, что в Африке, например, за приличную еду почитают саранчу, термитов, личинки скарабея, срабатывали плохо. Консервативный вкус у наших людей. Но Бог не мог отвернуться от своих голодающих. Ни разу я не был охотником, но тут сработал инстинкт далеких предков: что-то шкрябнуло под ногами в высокой траве, замахало тяжело крыльями, побежало, а я уже падал на этот деликатес, широко распахивая объятия. Сжимал трепыхающегося олуха, искал горячее щуплое горлышко, чтобы скрутить его. Глупые животные – эти тетерева-косачи…

А потом таращился недоверчиво на мелко подрагивающего под ногами красавца. Коснулся осторожно носком, словно он мог ударить меня током, как электрический скат.