Разбитые сердца (ЛП)

Один снимок производит на меня особенное впечатление. Камера приближена и сфокусирована на маленькой дырочке на спине моего платья, о существовании которой я даже не знала. Но даже с таким печальным центральным объектом в виде моего платья, кадр все равно потрясающий. Мое лицо вне фокуса, и будь на фотографии кто-то другой, я бы сказала, что это прекрасное произведение искусства.

Но я испытываю одно лишь смущение оттого, что он так пристально рассматривал меня, когда я еще не успела его заметить.

Я просматриваю все фотографии со мной и замечаю, что нет ни одного снимка, на котором я ем хлеб. Задумываюсь, почему он не стал это фотографировать.

Это многое говорит о нем. Я жалею, что так отреагировала, когда он в тот день дал мне денег на пароме. По всей вероятности, Самсон порядочный человек, и снимки на его карте это доказывают.

Я вынимаю карту памяти из компьютера. Мне все еще больно и хочется забраться в кровать и заснуть, но я спускаюсь вниз, выхожу из дома и иду через двор. Самсон всегда пользуется черным ходом, и я иду в его направлении. Поднимаюсь по ступенькам и стучу.

Жду какое-то время, но не слышу его шагов, и кухню мне отсюда не видно. Но слышу, что сзади меня кто-то есть. Оборачиваюсь, и вижу, что наверху лестницы сидит ПиДжей и смотрит на меня. Слегка улыбаюсь. Мне нравится, что он по-прежнему рядом.

Наконец, Самсон открывает дверь. С того момента, как я наблюдала за ним из окна своей комнаты, он успел переодеться. Теперь на нем одна из футболок Маркоса с надписью «ИсПаника», кроме которых он, похоже, ничего не носит. Мне нравится, что он поддерживает идеи Маркоса. Их дружба вызывает умиление.

Самсон стоит босиком, и я сама не знаю, почему пялюсь на его ноги. Затем поднимаю взгляд к его лицу.

— Возвращаю твою карту памяти. — Я протягиваю карту ему.

— Спасибо.

— Я ничего не удаляла.

Самсон улыбается уголком рта.

— Я и не думал, что удалишь.

Он отходит в сторону и жестом приглашает меня войти. Я протискиваюсь между ним и дверным косяком и прохожу в темное пространство дома. Он зажигает свет, и я пытаюсь подавить вскрик изумления, потому что изнутри дом еще больше, чем выглядит снаружи.

Все кругом белое и бесцветное. Стены, шкафчики, отделка. Пол из темного, почти черного дерева. Я поворачиваюсь кругом, любуясь им и вместе с тем понимая, насколько это место не похоже на дом. В нем нет ни капли души.

— Он такой… стерильный. — Я тут же жалею о сказанном. Он не спрашивал моего мнения о доме, но сложно не заметить, каким необжитым он выглядит.

Самсон пожимает плечами, будто его не волнует мое мнение.

— Это дом под аренду. Они все так выглядят. Очень однотипно.

— Здесь так чисто.

— Иногда люди арендуют в последнюю минуту. Мне проще держать дома в таком состоянии, чтобы их можно было сдать в любой момент. — Самсон подходит к холодильнику, открывает его и указывает рукой внутрь. В нем почти пусто, если не считать нескольких соусов на дверце. — В холодильнике ничего. В кладовой тоже. — Он закрывает дверцу.

— Где ты хранишь еду?

Парень жестом указывает на шкаф возле лестницы на второй этаж.

— В этом шкафу мы храним все, что хотим спрятать от арендаторов. В нем есть небольшой холодильник. — Затем он указывает на стоящий возле двери рюкзак. — А все остальные свои вещи я храню в этом рюкзаке. Чем меньше вещей, тем проще переезжать из дома в дом.

Пару раз я видела его с рюкзаком, но не заострила на этом внимания. Довольно иронично, что, несмотря на огромную разницу в нашем финансовом благосостоянии, мы оба таскаем свою жизнь в рюкзаке.

Я смотрю фотографию, висящую на стене возле двери. Единственный в доме предмет с характером. Подхожу к ней. На снимке маленький мальчик лет девяти гуляет по пляжу. Позади него в белом развевающемся платье идет женщина. Она улыбается автору снимка.

— Это твоя мать? — Снимок напоминает мне об идеальных образцах фотографий, которые кладут под рамку до покупки.

Самсон кивает.

— А это ты? В детстве?

Он кивает снова.

На фотографии у него светлые, почти белые волосы. С тех пор они потемнели, но все равно я считаю их белокурыми. Но не уверена, что зимой они такие же светлые. Похоже, его волосы меняют цвет в зависимости от времени года.

Мне любопытно, как выглядит отец Самсона, но здесь нет ни одной его фотографии. А это единственные снимки в этой части дома.

Я рассматриваю фотографию, и меня переполняют вопросы. Его мать выглядит счастливой. И он выглядит счастливым. Интересно, что же произошло, раз он стал таким замкнутым и отрешенным. Его мать умерла? Сомневаюсь, что он мне что-то расскажет, если я спрошу.

Самсон включает больше света и облокачивается на кухонный стол. Не пойму, как он может вести себя так непринужденно, тогда как у меня все мышцы сводит от напряжения.

— Как твоя нога, лучше? — спрашивает он.

Очевидно, что он не хочет говорить ни о фотографии, ни о своей матери, ни о чем-то еще, что лежит глубже под еще одним слоем. Я прохожу на кухню, встаю напротив него и опираюсь о центральный кухонный островок. Тот самый островок, на котором несколько ночей назад сидела Каденс, когда я наблюдала, как он ее целует.