Разбитое сердце июля

– Да, – сказала она, – я погляжу, вы все друг про друга знаете, у вас тут настоящая шайка была. Марину вон пристроили под чужим именем, на чужую путевку…

– Какая шайка? – пожал плечами Колобок, проигнорировав упоминание о чужой путевке как несущественную мелочь. – Не шайка, а семья. В какой-то мере мы все же родственники, хоть и не кровные. Мы все так или иначе имели отношение к Сергею Лютову и все были уверены…

– …что имеете право на наследство, – закончила Алена.

– Ну, пусть так, – покладисто кивнул Колобок. – А что? Может, скажете, для вас триста тысяч долларов – чепуха?

– Не чепуха, – честно призналась Алена.

– И для нас не чепуха. Нинка слово дала, что, если деньги найдутся, каждый из нас получит свою долю. На пятерых по шестьдесят тысяч на брата получается! А у нас с Галиной было бы вообще сто двадцать. Это же богатство! Нам такого никогда не заработать!

– Почему на пятерых? – удивилась Алена. – Вас же шестеро! Ирина и Вадим, вы с женой, Марина, Нина – шестеро получается. Или Ирина не собиралась брать деньги, учитывая капиталы будущего мужа?

– Ирка-то? Да вы что! – хохотнул Колобок. – Она на Холстина не рассчитывала, знала, что Нинка свадьбу так или иначе расстроит. Для той помолвка, любовь Холстина к Ирине были только средством отомстить за Сергея. Нет, денег брать не хотела именно Нина! Нас она всех собрала, всех объединила, всех завела этими деньгами. Но для нее главное было – достать тех троих, которые так или иначе были виноваты в смерти Сергея. А деньги, говорила она, ей не понадобятся. Она уезжать куда-то собиралась…

– Когда? Куда? – быстро спросила Алена.

– Верите, не знаю куда! – так же быстро ответил Колобок. – А когда… У нас сегодня какой день, четырнадцатое июля? Значит, завтра. Да, она говорила, у нее на пятнадцатое намечен отъезд. Ну, правильно, это же как раз… – Он махнул рукой.

– Что «как раз»? – насторожилась Алена.

– Да ничего. Пятница как раз, – пожал плечами Колобок. – Может, она на дачу собиралась или в дом отдыха. Я не знаю. Я вообще ничего не знаю! Надо вам – допрашивайте в официальной обстановке. Вызывайте повесткой!

Ага, так вот он кем ее считает – тоже милиционершей. Коллегой Нестерова.

Алена мрачно ухмыльнулась. Ну и пусть считает: раз, два, три, четыре, пять, как советовала Лариса Серебрякова. Кстати, странно, что Нина Ларису не привлекла к этому делу. Наверное, потому, что Лариса просто не стала бы с ней связываться: слишком сильна была в ее душе обида, что именно ради Нины ушел из семьи Сергей Лютов.

Да, Лариса из таких – из непрощающих. За что и достойна уважения. А эти, остальные, – что мужчины, что женщины, что молодые, что не очень… Неужели Ирине совершенно плевать на чувства Холстина? Или только ради шестидесяти тысяч…

Нет, тут что-то не так. Став его женой, Ирина получила бы гораздо больше, неизмеримо больше!

Ладно, об этом можно думать сколько угодно и придумать что угодно… совершенно далекое от истины. Додумаем потом. А сейчас есть дела поважнее.

– Вы что, в самом деле предпочитаете разговаривать в кабинете следователя? – спросила Алена небрежно. – Думаю, что этого всяко не избежать, но только от вас зависит, будете вы проходить по делу как соучастник или как свидетель.

Софико Чиаурели снова постучала бы сейчас себя по лбу. Во класс! Детективщица Алена Дмитриева самостоятельно додумалась до такой замечательной фразы или вычитала ее в какой-нибудь книжке?

– Улавливаете разницу? – настойчиво спросила она.

– Улавливаю, – печально кивнул Колобок. – А от чего это зависит?

– От вашего запирательства – или, наоборот, чистосердечного признания. Возьмите фотоаппарат со снимком Холстина… Чей аппарат, кстати? Откуда он у Марины?

– Откуда, как не от моей жены? – горько вздохнул Колобок. – Марина причитала, мол, фотографий доченьки хочет понаделать на помолвке. А когда случилась история с девкой, с проституткой той, смекнула, какую пользу можно извлечь.

– Так что там была за история? – небрежно спросила Алена. – Марина убила Лену, приняв ее за другую девушку, да?