Разбег

Все рассмеялись. Лилия Аркадьевна тоже. Лишь Вера Сергеевна не нашла в реплике Чепурного ничего забавного.

— Что вы такое говорите! — сказала она Чепурному. — О какой колыбельке может быть речь, когда у моей дочери жених в Москве!

— Как?! — изумилась Тамара Яновна.

— Ну, Лилия Аркадьевна, вы оказывается скрытный человек, — огорчился Чепурной.

Иргизов вообще растерялся: покраснел от смущения и закашлялся. И до слез смутилась Лилия Аркадьевна.

— Маман! — воскликнула она, притопнув. — О чем ты говоришь? О каком женихе ты говоришь? Во-первых, это был просто воздыхатель, а во-вторых, это было так давно!

— Прости, Лилечка, у меня нечаянно вырвалось, — мать умоляющим взглядом посмотрела на дочь, но увидев, как та от обиды и досады поджала губы, вышла из-за стола.

— О господи! — воскликнула Тамара Яновна. — Я не вижу причин отчаиваться. Мало ли что было раньше!

Чепурной, по старшинству, предложил произнести тост Ратху. Тот сказал несколько лестных слов молодой хозяйке — все выпили шампанского. Затем пожелала долгих лет жизни и самого яркого счастья Тамара Яновна. Натянутость, возникшая от неудачного иргизовского подарка и шутки Чепурного, тут же исчезла. Вера Сергеевна завела граммофон: полились звуки «Амурских волн». Чепурной подхватил Лилию Аркадьевну и начал кружиться с ней, подмаргивая гостям и беспрестанно что-то нашептывая на ухо партнерше. Иргизов, так и не сумев обрести равновесие, вышел на балкон и там закурил.

«Черт возьми, значит, все-таки есть у нее кавалер… Жених… Где-то в Москве. А я-то думал она шутит, поддразнивает меня. Ну и лопух же! Все — баста. Довольно с меня ухаживаний».

Из комнаты на балкон доносились звуки граммофона, восклицания и смех. Иргизову вдруг сделалось не по себе от того, что он демонстрирует свою обиду. «Какое бы у меня настроение ни было, — решительно подумал он, — но надо веселиться и не портить вечер другим». Он разогнулся, поправил ремень и вошел в комнату широко улыбаясь и оглядывая танцующих. На глаза ему попалась стоявшая у окна Вера Сергеевна. Иргизов подошел к ней:

— Разрешите? Правда, я танцор не особенно искусный.

— Я — тоже, — улыбнулась старшая хозяйка. — Но я с удовольствием принимаю ваше предложение.

Они вошли в круг и закружились, тесня остальных.

— Ох, господи, не столкнуть бы трильяж! — громко заговорила Вера Сергеевна. — Вы такой проворный, товарищ Иргизов — я не успеваю за вами!

Он перестал кружить ее, повел плавно. Заговорил, чтобы не молчать. Ему показалось, что молчать с ней ни в коем случае нельзя.

— А муж ваш, говорите, на Челекене?

— Аркаша-то? Ну, конечно — он со своими вышками там возится.

— Что же вы его не пригласили на день рождения дочери?

— Ну как же, как же! — возразила Вера Сергеевна. — Посылала я и письмо, и телеграмму.

В это время пластинка откружилась, наступила тишина. Иргизов, усадив хозяйку в кресло, подошел к столу.

— Друзья! — предложил он громко. — Давайте выпьем за Веру Сергеевну!

Лилия Аркадьевна одарила его улыбкой:

— Ты умница. Я сегодня влюблена в тебя.

— Спасибо, — сухо ответил он.

Лилия Аркадьевна насторожилась. Она вдруг почувствовала, что в Иргизове есть что-то такое сильное и своевольное, с чем никогда ей не справиться. Тихонько сказала ему:

— Я же по-дружески, Иргизов, — не надо обижаться.

— Ну, что вы, Лилия Аркадьевна, какая может быть обида?

Веселье тотчас продолжилось — опять играл граммофон и кружились пары. Но Лилия Аркадьевна уже не могла простить маленькую обиду Иргизову. Танцуя то с Чепурным, то с Ратхом, она упорно старалась не замечать его. Она хотела наказать его за беспардонность — у нее это получалось с блеском. Иргизов шутил, смеялся, но уже деланно, словно вымучивал свое веселье. Лилия Аркадьевна, косясь на него, решила, что достаточно — он наказан, и опять заговорила с ним. Он сделал вид, что не слышит ее.

Тогда она вышла на балкон и поманила его к себе пальцем:

— Иргизов, что все это значит? Ты почему хамишь?

— Простите, больше не буду, — скучно выговорил он и посмотрел на часы… — Двенадцатый час… Не пора ли домой? Сестричка моя уже заждалась.

Это был вызов, и Лилия Аркадьевна снесла его стойко.

— Ну что ж, раз ждет… А мы еще потанцуем…

Ему ничего не оставалось, как отправиться в прихожую и надеть кожанку.

X

На огромном дворе кавалерийского полка звонко запела труба, возвещая утреннюю побудку. Иргизов услышал ее на пустыре между городом и аулом. Тотчас он пришпорил скакуна и перевел его с шага в рысь.

Подъехав к ипподрому, Иргизов отворил ворота, направился к конюшне, где его поджидал Аман.

— Хай, Иван-джан, я думал ты совсем не приедешь. Сколько можно ждать?!

— Куда спешить-то? Полк твой только еще встает, а мы уже, считай, в пути, — Иргизов с седла подал Аману руку.

— Вах, Ваня, мне же надо к обеду вернуться. Сам знаешь, в четыре часа начнутся конные соревнования, — недовольно проговорил тот.