Раз — попаданец, два — мерзавец

Вид у него был очень разъяренный, шпага блестела на солнце и выглядела настоящей и очень острой. А когда он, злобно фыркая, проделал ею солидную дырку в моих штанах, чувствительно зацепив кожу, у меня в первый раз возникли сомнения, что тут снимается фильм.

Я отступил на несколько шагов, вспоминая, а есть ли шпага у меня. Если ехал служить, то должна быть. Но на мне ее нет. С другой стороны, служить я могу и не военным, а, скажем, в тех же канцеляриях, о которых недавно шел разговор. Конец моим сомнениям положил Николка, который подал мне ножны со шпагой.

Но теперь начиналось самое неприятное. Без шпаги драться со мной было невозможно, а со шпагой Беренклау мог заколоть или зарезать меня, как поросенка. Конечно, оставалась слабая надежда, что все это лишь хорошая актерская игра. И все-таки я вовремя вспомнил где-то не то слышанную, не то читаную фразу: очень важно принять уверенную позу, пусть противник думает, что его не слишком-то и боятся. И я выставил шпагу перед собой и даже выпятил грудь, как петух. Это меня и спасло!

— Эге, господин офицер, да вы подлостями занимаетесь! — громко сказал все тот же знакомый мне голос. Перед негодяем стоял Юрий Смилянич, сверкая недобрым взглядом. — Ты, мил-человек, на турецкой руку потерял? — спросил он инвалида.

— На турецкой, под Азовом, — ответил тот.

— Эй, девчонка, отнеси убогому воды, только ковш возьми другой. Хозяин, дай ему калач и мяса, да чарку вина, пусть присядет и поест.

— Вы распоряжаетесь, как у себя дома, — ледяным тоном сказал мерзавец Беренклау Смиляничу.

— Приходится, ведь вы не только хотели обидеть солдата, но и грозили моему другу, когда он пытался удержать вас от позорного поступка.

— Так этот недотепа — ваш друг?

— Да, мой друг, и его неприятности касаются и меня.

— Они очень вас касаются, потому что с ним, конечно, я драться не могу, а вот вы мне ответите за двоих! — свирепо проговорил Беренклау.

Смилянич улыбнулся, как улыбается человек, которого хотят поучить в том, что ему слишком хорошо известно. И тут же, не сходя с места они начали драться.

Я разбираюсь в фехтовании на уровне виденных мною фильмов. Но понял и по лицам окружающих, и по поведению бойцов, что Беренклау фехтует хуже, чем Смилянич. Сердитый негодяй вдруг посерьезнел, а Юрий наоборот, не переставая улыбаться, стал свободно играть шпагой, легко парируя выпады противника. Он сделал несколько дырок на его мундире и, что меня словно ошпарило, две вполне натуральные царапины на руке Беренклау. Я все больше и больше убеждался, что если и участвую в съемках, то происходит все достаточно всерьез, как в играх без правил.

— Да что же это вы? — разом заговорили три офицера, которые вышли из кабака, когда начался поединок. — Неровен час кто-то увидит, поплатитесь за дуэль, А, вон карета едет… Шпаги в ножны, господа, шпаги в ножны!

Карета, окруженная охраной, быстро проехала мимо кабака, и, оглянувшись, я никого вокруг себя, кроме Смилянича, уже не нашел. И негодяй Беренклау, и его товарищи, испугавшиеся кареты, спрятались в доме.

— А вы не только порядочный, но и смелый человек, князь, — улыбаясь сказал Юрий. — Не изволите ли пройтись со мной и поговорить?

Как я мог отказать человеку, который только что спас меня, как минимум, от ранения?

— Вы ведь слышали наш с майором разговор, — все еще улыбаясь, сказал Юрий.

— Честное слово, я не хотел подслушивать, но не было свободных комнат, вот я и улегся на завалинке, — пришлось мне оправдываться.

— Я так и понял, это моя вина, что хорошо не осмотрелся из окна. — Юрий посерьезнел и заговорил строго и торжественно: — Вы мне нравитесь, князь Дмитрий. Вы тот человек, на которого можно положиться. Послушайте, у меня есть к вам важное дело. Дело не моё, а государственное, — понизил он голос.

— Государственное? — пробормотал я, который в этот день пережил уже и мечтания, и ужас, и надежду, и гнев.

— Именно! Сегодня майор объявил мне, что есть серьёзное дело. Завтра саксонский посланник отправляет курьера с бумагами. Едет один из его свиты.

Я почувствовал, что краснею:

— То есть, красть дипломатические документы? Как-то это…

— Да! Но документ документу рознь. Эти бумаги выкрадены у нас, в наших канцеляриях. Их за пределы страны выпустить нельзя. Эти бумаги нужно вернуть во что бы то ни стало! В случае удачи вам можно надеяться поступить на службу в гвардию.

— Как так?

— А вот так. Майор мне разрешил, чтобы я взял себе помощников по своему выбору.

— И вы выбрали меня?

— И я выбрал вас.

— Вы говорите «помощников». Кто ещё с нами поедет?

— А зачем кто-то? — ухмыльнулся Юрий. — Майор дал шестьсот рубленых. Зачем с кем-то делиться?

— И когда же едем?

— Завтра. А сегодня пойдем на бал.

— На бал?

— Да. Там и Аннетку увидишь.

— Какую Аннетку?

— Мою кузину Анну Клингу. Помнишь, в карете ехала. А, вижу, помнишь! — рассмеялся он. — На самом деле она Анна Янкович, но мы ее так прозвали за красоту. Словно клинком она души режет, разве нет?[2] Но на балу все равны, все пляшут.