Раз — попаданец, два — мерзавец

Он сел за стол, на котором стояли три тарелки, накрытые металлическими крышками, чашки, кофейник и блюдце с несколькими кусочками сахара. Юрий налил себе кофе и начал говорить:

— Беренклау до курьера не добрался, его по пути ранили. Не тяжело, но ехать дальше он не смог. Напали какие-то оборванцы, может, это и случайность. А если не случайность, то ясно, что смертные случаи саксонцам не нужны.

— Значит, за курьером едем мы?

— Да. Только не за курьером, он еще не выехал. Поедешь на Ямбург, как и Беренклау. Вот, бери, от майора Даревского деньги на все про все. И ехать будешь ты не один, а в кампании с двумя купцами, они с пустыми повозками за товаром едут. Едут неспешно, ты их быстро догонишь. У купцов охрана, вряд ли кто на такой обоз успешно нападет.

— А почему ты думаешь, что еще раз нападут? Нас кто-то выдал? — заволновался я.

— Нет, не думаю, тогда мы в самом Петербурге пострадали бы. Ничего они не знают, но боятся похищения бумаг. Вот и будут подозревать любого дворянина, кто едет в ту сторону.

— А почему дворянина? Разве на перехват не могут послать простого человека.

— Не могут! Дело щекотливое, политика. Для подлого ума малопонятное.

Я чуть было не спросил, причем тут подлость, но вспомнил, как Беренклау говорил о «подлом народе». Они имели в виду простых людей. Вот заносчивая «белая кость и голубая кровь»! Но я ж и сам радовался, что выступаю в роли князя… Настроение мое было испорчено, и Юрий это мигом заметил, но понял по-своему:

— Небось, князь, ты бумаги заберешь не в схватке, а хитростью. Сейчас я тебе все объясню…

Вот так и получилось, что когда под вечер того же дня курьер саксонского посланника Богут подъехал к крыльцу единственного приличного постоялого двора на дороге в Ямбург, я уже поджидал его. Был это смуглый красивый брюнет невысокого росточка, с пышными усами. Но, как и Юрий, на первый взгляд казался человеком бедовым. Почему-то особенно неприятное впечатление произвели на меня именно усы, хотя в последнее время я тоже собирался их отпустить.

Богут явно проголодался и спросил у хозяина постоялого двора, входя и принюхиваясь к запаху жареного мяса:

— Есть у вас поесть горячего? Щей, каши? — По-русски он говорил уверенно, но с каким-то непонятным выговором, смягчая шипящие звуки и букву «г».

— Та только что обоз у нас останавливался, и все подчистую съели, — с гордостью за свою готовку ответил хозяин-чухонец.

— Неужели нет хотя бы супа, — расстроился Богут. — Я с утра не ел ничего горячего.

— Та супа нет! — ответил хозяин, с сожалением разводя руками.

— А мяса или курятины?

— Та мяса нет. Последнюю курицу съели.

— А яиц?

Хозяин опять развел руками:

— Та только хлеб. Нам самим попоститься придется. Все подчистую съели, только сено, дрова и воду в колодце оставили. Даже щавель и репу на огороде прибрали.

— Да что вы мне сказки рассказываете, милейший, ведь на плите жарится мясо!

В это время из-за стоявшего в углу стола поднялся я и с приятной улыбкой подошел к Богуту. Уже пару часов нетерпеливо поджидал его с ужином и вином. На постоялом дворе был только я и заболевший купец.

— Он вас не обманывает, уверяю вас. Но вы, как видно, забыли, что по нашим дорогам нужно всегда ездить с запасом. Вот мой запасец и шкворчит на сковороде. Позвольте с вами познакомиться.

Я проговорил это с вежливыми поклонами и, как видно, произвел большое впечатление на Богута. Он добродушно улыбнулся, поклонился и назвал себя.

— А моя фамилия… Дмитриев, — в последнюю минуту я сообразил, что лучше солгать. — Если не побрезгуете, разделим скромный ужин и бутылку хорошего вина.

И я приказал хозяину, чтобы тот достал второй столовый прибор и отнес его и приготовленные блюда в отдельную комнату.

У меня были заготовлены ветчина, которая шкворчала на сковороде, яичница, которую должны были поджарить на ветчине, сладкий пирог и не одна, а целых три бутылки вина. Ради драгоценных бумаг майор позволил бы угостить курьера отличным обедом, но боялся, что в таком случае даже простак, а не то что курьер, заподозрит неладное!

Богут с удовольствием принял предложение и от души поблагодарил. Но прежде попросил разрешения привести себя в порядок после целого дня в дороге. Щербатая девчонка принесла ему умыться и чистое полотенце.

— Вы этому господину понравились, — сказала она, сливая Богуту на руки. — До вас пять человек проехали. А только вас угощает. Это хорошо, я потом со сковороды весь жир хлебом соберу и съем, — простодушно добавила она.

Я чуть не стукнул ее. Не могла попросить меня по-человечески, я бы ее угостил! К счастью, из-за выпавших передних зубов она страшно картавила, и вряд ли Богут что-то понял. А если понял?

— Дуреха, стал бы я кого-то угощать сырой едой! — огрызнулся я.

Ужин начался. Чтобы сбить Богута с толку, мне пришлось шумно разговаривать, не слушая того, что говорил он мне, и не заботясь о том, слушают меня или нет. А сам я потихоньку подливал и подливал в стакан гостя. Вино, которым я его угощал, оказалось по-настоящему хорошим.