Равнинный рейд

Капитан Мирковский помолчал, а затем, слегка покачиваясь на расставленных ногах, сказал с неопределенной улыбкой:

— Не умеешь ты вести себя с начальством, Киселов. Не сделать тебе карьеры…

Околийский криво усмехнулся, словно хотел сказать капитану: «Я не делаю карьеры, дурак. Я делаю большую карьеру!» Капитан уловил смысл этой полупрезрительной улыбки, нахмурился, задетый, а его усы, казалось, злобно ощетинились.

— Ну и маньяк же ты, братец мой! — вырвалось у него. — Бог знает, что думаешь о себе! С людьми ведешь себя так, будто они ничтожества перед тобой, нуль! А если уж на то пошло, то коммунистов у меня на счету в сто раз больше, чем у тебя. Только я не важничаю, как ты…

В дверь настойчиво позвонили.

— Это мое дело, как себя вести! — холодно процедил сквозь зубы Киселов и отправился открывать. — А что обо мне думают твои приятели, мне совершенно безразлично.

Он вернулся с юным Сурдоловым. На фоне подчеркнутой франтоватости студента убожество комнаты, где они сидели, стало еще заметней. На юноше был новый дорогой костюм в мелкую клеточку, голубая рубашка с модным высоким воротничком и длинными манжетами, на которых поблескивали золотые запонки, и, несмотря на жару, шелковый галстук с булавкой. Это мануфактурное сияние подействовало на служителей власти подавляюще, и они угрюмо замолчали. Вместе с тяжелым запахом одеколона Сурдолов принес и неприятную новость — русские снова прорвали линию немецкой обороны под Харьковом.

— Откуда ты знаешь? — окрысился на него околийский начальник.

Сурдолов пожал плечами и с расческой в руке подошел вразвалочку к зеркалу. Густые волосы его мелко вились и не поддавались гребенке. Поэтому, несмотря на модный костюм, выглядел он провинциально.

— Смотри, запечатаю и ваш приемник! — пригрозил околийский начальник. — Чтоб сплетни не разносили…

Студент заботливо подул на гребенку.

— В том-то и дело, что это не сплетня, а чистая правда! — сказал он и спрятал гребешок в карман. — Что-то у твоих друзей дела не клеятся…

— А кто твои друзья? Скажи! — взъерепенился околийский.

— Речь идет не о друзьях, а об интересах! — заявил запальчиво студент. — Если хотите знать, то англичане куда более культурная нация…

Его самоуверенность и спесь раздражали капитана.

— Эй, ты, ворона мануфактурная! От кого ты слыхал эти глупости? От отца?

— Почему? У самого есть голова на плечах…

Киселов сжал челюсти.

— Ты скажи своему отцу — пусть понапрасну не надеется. Если немцы проиграют войну, за спиной у них останутся только змеи да пепелища…

— И у нас? — с вызовом спросил студент.

— И у нас! И везде!

— Нет уж, дудки! — вспылил Сурдолов. — Для нас еще не все потеряно…

С круглого откормленного лица студента долго еще не сходили пятна возбуждения и злости. Не рассеял его даже приход зубного врача Досева. Этот низенький, толстый человек был в неряшливых белых брюках и потрепанном пиджачке, хотя, все это знали, за последние годы он загребал деньги как никогда. Досев предпочитал отмалчиваться при спорах. Его невзрачное, серое лицо обычно ничего не выражало, и все-таки Киселов, чувствуя его жадную, слабую и трусливую душу, глубоко его презирал. Врач ощутил накаленную атмосферу и неуверенно спросил:

— Ну, как? Будем играть?

Стол выдвинули на середину комнаты, достали новую колоду карт и начали игру. Время от времени капитан Мирковский вытаскивал из-под стола бутылку мастики и разливал по рюмкам. Окна были распахнуты, но капитан очень скоро вспотел и расстегнул воротничок голубого мундира. Из-под мундира виднелась белая, противно-веснушчатая кожа с редкими рыжими волосками на груди. Все увлеклись игрой, зеленое сукно покрылось разноцветными фишками. В этот вечер околийский начальник против обыкновения проигрывал. Он все не мог придти в себя после неприятного разговора и сообщения о Харькове. Поведение наглого студентишки да и Мирковского угнетало его. «Нескладный день! — повторял про себя околийский, рассеянно сдавая карты. — С какой стати этот глупый пижон и этот пьяница со мной фамильярничают? Тоже нашли приятеля!» Кровь снова хлынула ему в лицо, он допустил грубую ошибку — и сразу крупно проиграл.

Часов около десяти раздался длинный и нервозный звонок. Киселов вышел, а Мирковский, дожидаясь его, нетерпеливо сжимал свои три валета в руках. Банк был крупный, а остальным карты, судя по всему, попались неважные. Бросив алчный, собственнический взгляд на кучку фишек, Мирковский крикнул:

— Давай, Киселов! До каких пор тебя тут ждать?!

Начальник вернулся чем-то расстроенный. Кивнув капитану, он сказал хрипловатым, изменившимся голосом:

— Мирковский, выйди на минутку!

Оба вышли в темный коридор.

— Что случилось? — тревожно спросил Мирковский.

— У нас появились партизаны! — приглушенно произнес Киселов. — Сообщили из околийского управления…

— Не может быть! — опешил капитан. — Где их видели? Когда?

— У Белосела… Я пойду — надо все разузнать подробно…

Мирковский непристойно выругался.

— Тише! — одернул его капитан и посмотрел на дверь. — Лети быстрей к поручику Черкезову. Поднимите части по тревоге…

— А после?