Равнинный рейд

Пырван выругался и, повернувшись на крик, дал короткую очередь. Бежавший на шум и выстрелы Черкезов услыхал зловещий свист пуль и в страхе кинулся на землю. Как всегда в такие моменты, сердце его чуть не выскакивало из груди, все его худое, жилистое тело била неудержимая дрожь. Во мраке явственно послышался топот — вот он поравнялся с ним. Черкезов сжал в руках автомат и приготовился стрелять. Впотьмах нельзя было разглядеть — свои это или партизаны? Внезапно смутные, еле различимые фигуры выбежали из-под прикрытия деревьев на шоссе и исчезли в полях.

Все произошло с такой стремительностью, что поручик не успел даже нажать спуск. Перед ним на мгновение мелькнула костистая фигура пожилого крестьянина, который, пригнувшись, бежал вперед. Отец? А может быть, нет? Страх снова подступил ему к горлу. И если отец — пусть лучше убирается! К черту, куда угодно! Недоставало еще, чтобы завтра все узнали об его позоре! Лютая ненависть к партизанам снова захлестнула, ослепила Черкезова. Он с силой нажал спуск. Длинная очередь трассирующих пуль разорвала ночную темень, прочертила на черном небе их светлые траектории. Поручик стрелял, пока не кончились патроны, и вновь сменил диск.

Преследуемые неожиданным огнем, бойцы метнулись в разные стороны, но продолжали бежать вперед. Стрельба вскоре замолкла. Перед ними была ночь, свобода и тишина. Бойцы снова собрались вместе и, не останавливаясь, помчались дальше, забирая чуть-чуть на запад. Простор неудержимо манил их к себе, равнина принимала их в молчаливые материнские объятия. Бойцы пробежали во весь дух уже несколько сот метров, но никто не ощущал усталости, крепкие ноги легко несли их по шелестящему колкому жнивью.

* * *

Незадолго до прорыва генерал Козарев собрал командиров на совещание и, недовольно кривясь, выслушивал их короткие рапорты. На походном раскладном столике горело несколько карбидных ламп — их химический белый свет выхватывал из тьмы фигуры собравшихся, рыжеватые склоны балки. Начальник штаба докладывал генералу, что самое позднее через полчаса артиллерия будет здесь. Тень удлиняла нос подполковника, в тщательно протертых стеклах пенсне отражались огоньки ламп. Помолчав немного, он нахмурился и предложил немедленно начать обстрел рощи, тем более, что с батареей прибудут и прожекторные части. Генерал выслушал помощника и метнул на него сердитый взгляд.

— Вы скоро тени своей бояться станете! — пробурчал он раздраженно. — Через кольцо не только партизаны — муха не пролетит…

— Но пойти на прорыв они могут! — возразил подполковник. — Впрочем, я не настаиваю, господин генерал. Риск, в конце концов, ваш.

— Риск! — вскинулся генерал. — По-вашему, это тоже риск — держать несколько мышей в мышеловке? Самое большее, что они могут сделать, это доесть брынзу.

— Или подмочить чью-то репутацию! — дерзко подхватил подполковник. — И такие вещи случаются. Я думаю, господин генерал…

Подполковник не докончил. Волна взрывов потрясла воздух, земля, казалось, заходила ходуном. Тени дрогнули, карбидные лампы, стукнувшись друг о друга, тоненько зазвенели, язычки пламени затрепыхались. Все стояли как громом пораженные, глядя в ту сторону, откуда донесся этот неожиданный взрыв.

— Что там такое? — придя в себя, выкрикнул генерал.

Никто не ответил. Все напряженно вслушивались в тишину.

— Что там такое?! — повторил Козарев.

Телефонист уже испуганно кричал в трубку «Вулкан! Вулкан!», но «Вулкан» ничего не знал. Невразумительно отвечали и другие телефонные посты. Только какой-то неизвестный связист с поста «Рила», еле сдерживая злорадство, возбужденно сказал:

— А то случилось, что партизаны сбежали… Стреляют где-то у нас за спиной…

Глаза солдата вспыхнули от радости.

— Говори с начальником штаба! — сказал он и подал трубку.

Подполковник подошел к телефону и с полминуты, не ругаясь, ни о чем не спрашивая, серьезно слушал донесение. Его тонкие злые губы совсем исчезли, рот, как у мертвеца, превратился в узкую щель. Отдав трубку, он выпрямился и сухо, без выражения сказал:

— Господин генерал, партизаны прорвали кольцо и вышли из окружения.

Генерал ошеломленно уставился на него — он не верил своим ушам.

— Они прорвали блокаду с севера, — счел нужным добавить подполковник. — Именно там, где надо!

Генерал опять не ответил. Его крупное холеное тело словно съежилось, стало меньше, всегда румяное, гладкое лицо приобрело землистый оттенок. Обведя беспомощным взглядом стоявших в растерянности офицеров, генерал потер подбородок и тихо сказал:

— Позор…

Никто из подчиненных не смел пошелохнуться, перевести дыхание. Вскинув голову, Козарев вздохнул и повторил убитым голосом:

— Позор, господа, позор!

У офицеров было такое чувство, что перед ними не генерал Козарев, а какой-то другой человек, которого они впервые видят. Лицо его утратило уверенность, в маленьких глазах затаился страх — обычный, негенеральский страх. Подумав немного, он добавил:

— Ясно, господа, проворонили…