Равнинный рейд

— А мы, сами видите, бедняки… У меня ребенок, жена… Кто будет их кормить? Ни земли, ни лавки, ни скотины… С голоду передохнут…

— А наших детей кто кормит, как ты думаешь? — неожиданно взорвался Чапай. — Все это болтовня!

Тимошкин вытянул занемевшие ноги и молчаливо поглядел на солдат.

— Если вы боитесь тюрьмы, то выход есть, — проговорил он медленно.

Солдаты обернулись к нему с надеждой.

— Уйти вместе с нами в горы! И пусть прокурор вас ищет в лесу, коли у него нет другой заботы.

Солдаты подавленно молчали. Испуганные, растерянные, они не смели взглянуть в глаза комиссару. Только их старший, мучительно размышляя, украдкой посматривал на партизан.

— Не выйдет, ребята… Не для нас это, — выдавил из себя балагур.

— Ну, и шкуры! — возмутился Чапай и сердито пошевелил усами.

Удар был на в бровь, а в глаз. Пленные совсем впали в уныние. Круглолицый глухо произнес:

— Не в том дело, товарищ комиссар. Мы ведь не о себе. Нам-то что — взяли да пошли. Все лучше, чем по тюрьмам мотаться… Да наши в деревне за нас поплатятся… Неужто сами не знаете? Уйдет кто в горы — поджигают дом, родных угоняют на поселение…

— Подумайте! — сухо отрезал комиссар. — Оружия мы вам не отдадим, а то еще и в исподнем выпустим… Винтовки нам позарез нужны.

Солдаты молчали. По их замкнутым, испуганным лицам было видно, что решения они не переменят. Но унтер-офицер как будто колебался, и Тимошкин спросил его:

— А ты, товарищ?

— Я пойду с вами, — мрачно произнес он.

— Как тебя зовут?

— Иван Монев Крыстев. Я отсюда, из Рековицы…

— Кто из Рековицы? — с любопытством отозвался один из партизан.

— Я, — повернулся на голос пленный.

Партизан вышел из темноты и уставился пристальным взглядом в смущенное лицо унтер-офицера.

— Знаю, — заявил он. — Ты у бай Моню младший. Точно? А ты меня что — не признаешь?

— Признаю, — неуверенно протянул парень, но было ясно — не помнит.

— Я ночевал у вас два года назад, — сказал партизан и почесал подбородок. — Что он за птица, не знаю, товарищ комиссар, но отец его — хороший человек.

Отведя в сторону Тимошкина, он добавил:

— Его отец помогает партизанам. У него зимовали бай Желю и Стоичко Черный… Не думаю, чтоб из парня получилась сволочь…

В этот момент перед ними выросла крупная фигура командира. Он отослал партизана и заговорил:

— К поджогу готовы, товарищ комиссар. Подожжем сразу все скирды, и надо немедля убираться…

Помолчав немного, добавил:

— У меня есть идея, товарищ комиссар. Не знаю только, как ты на это посмотришь…

Какая-то невысказанная обида прозвучала в его словах. Комиссар слегка нахмурился.

— Ну, что же — выкладывай!

— Видишь ли, вместо того, чтобы идти на юг, мы могли бы свернуть к востоку и двигаться параллельно шоссе, связывающему Златарицу с околийским центром…

— А потом? — озадаченно спросил Тимошкин.

— Дело вот в чем, — уже более уверенно стал объяснять Волчан. — Горы повернуты к нам подковой, а в центре дуги — представь себе карту — находится городок. Так вот — вместо того, чтобы упереться в центр, мы выйдем к левому краю.

Тимошкин раздумчиво почесал в затылке.

— Дуга не совсем правильная, — заметил он. — Края ее несколько растянуты. Прибавь еще шесть километров до города. Мы ни на минуту не должны забывать, что нам надо пройти это расстояние до рассвета, за один переход. Застанет нас утро на равнине, Считай — дело наше гиблое.

— Что верно, то верно, — согласился Волчан. — Десять километров крюку…

— А ну как эти километры окажутся для нас фатальными? Нам и без того еще идти да идти… Успеем ли за один-то переход?

— Я вот как прикидываю, — терпеливо пояснил командир. — По пожарищам жандармы догадаются — тут особого ума не надо, — в каком направлении мы движемся. Они расставят всюду засады. И мы должны будем вступать в сражения, чтобы продвигаться вперед. Какие они двинут силы против нас, сколько выставят засад, этого мы, само собой, не знаем. Но уж во всяком случае в боях мы потеряем больше времени, чем если пойдем в обход…

Тимошкин моментально оценил огромное преимущество нового плана. «Хороший командир! — порадовался он. — Просто отличный командир!» Но лицо его оставалось серьезным, голос звучал все так же сдержанно:

— Согласен! Убедил! Действуй!

Тимошкин снова вернулся к солдатам. Унтер-офицер, похоже, преодолел свои колебания и робость — он открыто взглянул на комиссара. В глазах его все еще светилось возбуждение, но мрачный огонек исчез.

— Развязать его! — приказал Тимошкин. — Отдайте ему винтовку!

Партизаны разрезали узел, и Монев с удовольствием пошевелил затекшими пальцами, а потом нежно притронулся к старенькой винтовке. Янко — вчерашний гимназист — успел уже сбросить ученический мундирчик и переодеться в солдатскую форму. Юноша сразу как будто возмужал, стал шире в плечах и выше. А Клим все еще примерял сапоги, слушая добродушную воркотню сыровара:

— Кто же так наматывает портянки? Дай я тебе покажу…

Старик наклонился и проворно стянул ему ногу стиранными портянками.

— Видал? Теперь обувайся!