Раубриттер (IV.II - Animo)

Покачивающийся, нетвердо держащийся на ногах, он двинулся в сторону остановившихся вагонов, обходя распростертых мертвецов и время от времени пиная павших рутьеров, чтобы проверить, мертвы те или нет. Иногда он нагибался, но не для того, чтоб оказать помощь, а чтоб сорвать с шеи мертвеца распятье или цепочку.

Все позади, внезапно понял Гримберт, битва окончена.

Он не ощутил облегчения. Душа казалась все тем же тяжелым илистым камнем, на который налипла всякая дрянь, слизким и болтающимся в опустевших внутренностях.

Прочие Гиены, кажется, тоже не сразу осознали, что все завершено. Бальдульф хладнокровно разглядывал распростертые тела, держа в занесенной руке свой грозный годендаг. Орлеанская Дева мрачно разглядывала вмятины на своем панцире, машинально полируя их пальцем. Олеандр Бесконечный равнодушно вытирал тряпицей боек люцернского молота и выглядел таким же отрешенным, как сами мертвые Ангелы.

— Hic. Citius![38] Дьявол, да принесите же бинты, чтоб вас! Или вы хотите, чтоб я истек кровью?

Удивительно, но даже Виконт Кархародон пережил этот бой. Может, потому, что большую часть времени провел среди мертвецов, скуля от боли в искалеченной руке.

— Вот чего я никогда не понимал, слушая проповеди святош… — пробормотал Бальдульф, осторожно снимая шлем и шипя от боли.

— Чего? — раздраженно поинтересовался Ржавый Паяц, не отрываясь от своего занятия.

Раненных он беззлобно пинал, чтобы поднять на ноги, иных, уже безнадежных, брезгливо обходил стороной или переступал.

— Смотри сам, Господь Бог в первый день сотворил свет и тьму. На второй — земную твердь и воду. А ведь еще были птицы, звери и прочая дрянь…

— И что?

Бальдульф послюнявил пятерню и стер со лба засохшую кровь.

— Вранье все это, вот что… — пробормотал он, — Брешут святоши. Как по мне, Господь Бог все шесть дней был занят тем, что изобретал пулемет. И лишь на седьмой на скорую руку соорудил все остальное, чтоб было, на чем его испытать.

Смех Ржавого Паяца быстро перешел в кашель, от которого задребезжала его грудная клетка. Жуткий смех старого стервятника, способного ценить рутьерское чувство юмора. Гримберт к своему ужасу едва сам не захохотал, но сдержался.

Поле битвы осталось за «Смиренными Гиенами», но что-то подсказывало ему, что Вольфрам Благочестивый, узнав об исходе боя, едва ли распорядится устроить торжественный парад в честь этого сражения. Его воинство скорее походило на окровавленную и взъерошенную крысиную стаю, чем на ликующую армию, отмечающую свой триумф. Слишком много выпотрошенных и освежеванных тел осталось лежать в снегу. А те, кто остались стоять на ногах, выглядели чертовски плачевно.

Отряд Виконта, принявший на себя первый удар, исчез почти подчистую, будто и не существовал вовсе. Вспомогательные партии Ржавого Паяца и Блудницы выглядели так, словно на них вместо соломенных чучел упражнялись в штыковом бою императорские гвардейцы, хорошо, если они сохранили хотя бы треть своего состава. Элитные забойщики Бальдульфа тоже являли собой не самое отрадное зрелище, и уж явно не ощущали себя триумфаторами.

— Потрепало как портовых шлюх в день возвращения крестоносцев, — пробормотала Орлеанская Блудница, поднимая с земли свою саблю, выгнутую, точно побывавшую под колесами грузового трицикла, — Сколько душ мы тут оставили? Полсотни?

— Даже если сотню, — отозвался Ржавый Паяц, — Добыча окупит потери сполна.

Бальдульф кивнул.

— Семья каждого погибшего получит по флорину. И два тройных денье сверху, если тот был единственным сыном. Слово Вольфрама.

Рутьеры одобрительно заворчали. Кажется, это вполне отвечало их представлениям о справедливости. Лишь Орлеанская Блудница сохраняла мрачную задумчивость, разглядывая беззащитный караван. Шлема она по обыкновению снимать не стала, но ее глаза, видневшиеся в прорези забрала, горели недобрым серым светом. И это не сулило ничего хорошего.

— Плата — это хорошо, — наконец произнесла она, — Но если твои ребята, Паяц, собираются получить щедрую плату за сегодняшний бой, я бы советовала им уже сейчас запасаться бочонками, а если их не хватит, то ведрами и тазами.

Плоти на лице Ржавого Паяца сохранилось недостаточно, чтобы он обладал способностью хмуриться, но он привык компенсировать это голосом, которому были доступны тысячи самых разных интонаций одинаково неприятного свойства.

— Что это ты несешь? — скрипуче поинтересовался он, — Какие еще ведра?

— Чтобы разделить между собой захваченную добычу, — хладнокровно произнесла Блудница, — Посмотри-ка на тот вагон.

Ржавый Паяц, проследив за направлением ее взгляда, осекся.

— Во имя всех ересей мира, что еще за…

Огонь «Убийцы» был безжалостен и эффективен, но не всегда безукоризненно точен. На боку ближайшего вагона Гримберт разглядел целую россыпь пулевых отверстий. Слишком аккуратные для аркебуз или картечи, без сомнения, они были оставлены пулеметами «Убийцы». Но ведь он не стрелял по каравану, он стрелял по… Мгновением позже он и сам вспомнил, как это произошло.