— …по весне дела вроде получше пошли, снова начал мой заводик работать, пусть и не на всех порах. Ну, думаю, слава Господи. Мне бы теперь только месяц продержаться, до Благовещения, там-то у меня заказы и пойдут! Верну лошадок, верну дом, сына младшего выкуплю… Весной-то у меня дело, признаться, всегда шло. Оно и понятно, весной-то. Крестьяне потянутся, серу покупать, они для протравки семян ее замачивают, каждому по два боккале отсыплешь — уже дело. Святые отцы нет-нет, да и ртути купят, иногда, бывало, целый моджжо, колокола свои освящать. А ведь бывает горожане из Гренобля наведываются, тем я и метанол отпускал и амилазу и Бог весть что еще. Бывало, на одной только синильной кислоте сорок денье в день выручал! Да, мессир, весной заводик-то мой оживал. Запахи от него по всей округе шли, аж листва на деревьях жухла, а внутри, значит, автоклавы щелкают, центрифуги жужжат, электропечи жару дают… Ну, думаю, мне только до Благовещения дотерпеть, а там-то уж разгуляемся. Все верну, что ростовщикам заложил, когда жена заболела, и еще стократ приумножу!
Люди по-разному справляются с напряжением. Некоторых оно сковывает, точно льдом, намертво запечатывая все душевные поры и трещины, других же, напротив, делает болтливыми. Судя по всему, Бражник относился ко второй категории. Если в его языке и были кости, к исходу второго часа ожидания они рассосались без остатка. А может, так сказывалась на нем необходимость неподвижно лежать в снегу.
— Только не дошло дело до Благовещения, мессир. Тем же днем возвращаюсь с завода в контору и вижу пятерых молодцев со взведенными пистолями, копающихся у меня в сундуках. И добро бы еще разбойники, разбойниками-то в наших краях никого не удивишь. Если что, можно и откупиться. Но нет, мессир. Представьте себе, то были слуги графа Раймунда Второго. Тут я и понял, дело дрянь…
— Прикрой воздухоотвод, Бражник! — отрывисто приказала Блудница, — Следи за дорогой. Помни, если твои наводчики промажут, Вольфрам вынет из тебя душу, но мне достанется тело!
Укрывшись в плотном снегу неподалеку от них, за последние два часа она, кажется, ни разу не пошевелилась. Удивительная выдержка, свойственная больше холоднокровному хищнику, чем человеку из плоти и крови. Но Блудница, безусловно, была хищником, причем куда более опасным, чем многие свирепые разбойники из банды Вольфрама. Хищником, который подобно змее долго копит в себе яд, делаясь равнодушным и обманчиво медлительным, чтобы в решающую секунду впрыснуть его во вражеские вены. И судя по всему, миг этот был чертовски близок.
— Промажут? — Бражник разразился презрительным хохотом, — Это твой папаша промазал не раз мимо твоей мамаши, когда пытался заделать тебя. У моих серпантин я лично выверял прицел!
Блудница негромко щелкнула зубами под стальной маской шлема. Очень отчетливый и ясный звук, не несущий ничего доброго.
— В таком случае тебе стоит выверить его еще раз. Или лишишься своей любимой погремушки, в которой лежат твои сморщенные старческие яйца.
— Не лезь к моим пушкам! — буркнул Бражник, не скрывая раздражения, — Не буду я ничего заново выверять, они и так идеально стоят. Если купцы заартачатся, я дам один залп, но такой, что их дерьмо по всему лесу развеет!
Серпантины он в самом деле замаскировал весьма искусно. Расположенные на склоне, как раз напротив излучины дороги, они имели превосходный сектор огня и, если бы заговорили все разом, обрушили бы на ползущие по дороге транспорты настоящий огненный дождь. Вот только дорога, петлявшая меж холмов Сальбертранского леса, уже второй час оставалась пустой.
— Смотри, чтоб от тебя самого не полетело, — огрызнулась Блудница, демонстрируя точеные, белее снега, зубы, — Может, шпионы Вольфрама ошиблись, а? Вдруг у этих купцов с собой мортирка или даже две?..
Едва ли Орлеанскую Блудницу заботила судьба пушкарей. Ее собственный отряд тяжелой пехоты притаился в густом кустарнике немногим ниже по склону. Среди них едва ли были мастера маскировки, но Гримберт не сомневался, что стоит ей подать условленный сигнал, как они сделают все, что от них требуется — обрушатся вниз на дорогу подобно тяжелому лезвию палаческого топора, рассекая купеческую оборону на разрозненные куски подобно тому, как топор рассекает позвонки своей жертвы.
Отряд Виконта расположился на противоположном склоне, по другую сторону дороги. У этих не было ни артиллерии, ни тяжелых доспехов, зато было то, что на протяжении многих веков делает легкую пехоту одним из важнейших звеньев всякой военной машины — стремительность и гибкость. Гримберт не знал, какие инструкции отдал им Вольфрам Благочестивый, но сомневался в том, что они останутся безучастными зрителями в том спектакле, что должен был разыграться с минуты на минуту. Скорее всего, они должны были отвлечь охрану каравана ложным наступлением с противоположной стороны, открывая фланг для воинства Блудницы или внести сумятицу рядом разнонаправленных ударов или…
Ни к чему гадать, решил он, едва ли лесные разбойники штудировали те же труды по тактике, что когда-то постигали они с Аривальдом.