Раубриттер (IV.I - Animo)

Прочь. Прочь отсюда. Гримберт стиснул зубы до костяного хруста за ушами. Мочевой пузырь горел огнем, точно его тонкая оболочка наполнилась жгучей кислотой, почки превратились в зазубренные, вонзившиеся в мясо, камни. Прочь, прочь, прочь… От бьющих в упор орудий, вышибающих искры из шлема, от остервенелого грохота аркебуз, от…

От собственного страха, юный маркграф, сказал ему голос. От собственной трусости.

Выждав момент вражеского залпа, он заставил «Убийцу» совершить резкий маневр уклонения, приняв огонь на массивный бронированный наплечник доспеха. Вышло удачно, тяжелая броня задребезжала от множественных попаданий, ни одно из которых не смогло серьезно его уязвить. Он выиграл четверть минуты, пока орудия перезаряжаются, но в силах ли это время спасти ему жизнь? Единственный спасительный проход завален деревьями, а сунувшись в чащу, что превратилась в смертельно опасную засеку, он попросту завязнет там, сделавшись беспомощной мишенью…

Сенсоры «Убийцы» пусть и лишились тепловизора и многих других датчиков, все еще работали, вытягивая изображение поля боя с предельно возможным контрастом, доступным для его зрительных нервов. В этом изображении Гримберт стал судорожно искать пусть для отступления. Может, участок чащи пожиже или какую-нибудь тропу, по которой он смог бы протиснуться, или…

Ему казалось, что бронекапсула вокруг него раскалена до белого свечения и жжет кожу, что его тело корчится, запекаемое в ней, точно в медном быке, источая смрад горелой плоти, и только нейро-коммутация не дает ему в полной мере ощущать боль. Возможно, это будет не самое страшное, что ему суждено испытать перед смертью. Если чертовы антихристы возьмут его живым, вытащив из обломков доспеха, о его собственной участи будет с ужасом говорить вся Туринская марка.

Если еретики что-нибудь и обожают до беспамятства, больше, чем поклоняться своим вымышленным божкам и творить богомерзкие ритуалы, так это чинить расправу над теми несчастными, что попались живыми им в руки.

Ему могут прибить пальцы калеными гвоздями к дереву и поджечь его, как поступили назореи со Святым Себастьяном Тулузским, вынуждая плясать и вырывать собственные члены с мясом. Его могут засунуть целиком в гнездо разъярённых ос, как засунули трисцилиды преподобного Григория. Ему могут вспороть живот и привязать собственными внутренностями к удирающему оленю — именно так, говорят, поступили коллиридиане с пойманным ими безоружным миссионером…

Спаси и сохрани, Господи, взмолился Гримберт, скорчившись в сотрясаемой выстрелами стальной утробе. Выведи из этой беды, даруй свою милость, укрой от напасти. А я сделаю все, чтобы привести вздорный дух к смирению.

Верну «Убийце» его изначальное христианское имя. Сам начертаю на его броне святые кресты и обойду паломничеством все храмы и монастыри Туринской марки, сколько бы их ни было.

Я до конца дней буду вести строгий пост, забыв про вино и стимуляторы.

Я встану на колени перед Магнебодом и поклонюсь ему, благодаря за науку.

Я никогда впредь не стану использовать разрывные пули для своих пулеметов.

Я обрею голову налысо, как сарацин, чтобы насмешки окружающих закаляли мой дух.

Я вступлю в ряды Ордена Святого Гроба Господнего и отправлюсь в Иерусалим, неся слово Божье еретикам и…

Тропа. Гримберт мгновенно изошел испариной в своей душной бронекапсуле. Не такая широкая, как просека, которая привела его в ловушку, но все же достаточно заметная, чье устье хорошо угадывалось в подлеске. Силясь прикрыться наплечником от звенящего стального града, хлещущего на него со всех сторон, Гримберт устремился к ней, отчаянно, как грешник к закрывающимся райским вратам.

В самом деле тропа. Широкая, почти прямая, годная и для трицикла и для легкого рыцарского доспеха. Уходящая вглубь леса, она могла вести в любом направлении, но сейчас ему подходило любое. Главное — убраться из-под огня, дальше уж он разберется.

— Вперед, «Убийца»! — взмолился он вслух, отчаянно бросая доспех вперед, — Вперед, миленький!

В спину ему вразнобой ударили аркебузы и кулеврины, доспех покачнулся, но это уже не имело значения. Он успел. Выворотив с корнями несколько деревьев, вырвался с проклятой поляны, каждый дюйм которой простреливался проклятыми еретиками, скрылся из их секторов огня.

Аркебузы палили еще с полминуты, отчаянно и зло, точно перекликающиеся хищники, сварливо клянущие ускользнувшую в последний миг добычу. Однако эти выстрелы уже не представляли для него опасности. Едва за его спиной сомкнулись деревья, как Сальбертранский лес, который он за сегодняшний день успел покрыть сотнями проклятий, сделался из врага его надежным защитником и поручителем.

Пальба смолкла, пусть и неохотно, не сразу. Какое-то время еще била ему вослед, уже не выверенными залпами, а вразнобой, срубая ветви позади него, почти хаотично. От этих выстрелов у Гримберта отчаянно зудело между лопатками, хоть он и знал, что опасности для него они не представляют. Выскользнув с чертовой поляны, «Убийца» сделался недосягаем для их огня и теперь быстро наращивал дистанцию, взрыхляя снег стальными лапами.