Раубриттер (IV.I - Animo)

Дряхлый, жирный, похожий на самодовольного сапожника, развалившегося на пороге своей лавки. Однако вслух произносить это Гримберт опасался. За «Багряным Скитальцем» Магнебода ходила весьма опасная слава, мало кто из отцовских рыцарей осмеливался бросить ему вызов, а те, что осмеливались, обыкновенно возвращались с ристалища опозоренными. В состоянии куда более плачевном, чем «Убийца», обильно покрытый кляксами гнилых яблок.

— Рыцарский доспех — это боевая машина, созданная для боя, юный Гримберт. Но то, на каких условиях этот бой произойдет, не ведомо ни тебе, ни твоим противникам, а разве что Святому Петру. И если ты не будешь готов принять его, значит, в качестве рыцаря ты не более ценен, чем кусок мышиного дерьма. А теперь будь добр и вернись в лабиринт. Я хочу быть уверен, что вы не подведете меня на ярмарке!

Гримберт стиснул зубы, сдерживая рвущееся наружу дыхание. Во всей франкской империи, растянувшейся на немыслимое количество лиг во все стороны света, существовало не так уж много людей, которые могли бы безнаказанно оскорблять его. Но, к сожалению, старший рыцарь Туринского двора Магнебод входил в их число.

— А еще я заметил, что вы с Аривальдом оба пялитесь себе под ноги. Вы что, надеетесь, что я обронил там пару медяков? Держите выше головы, черт вас возьми! Так, словно хотите при жизни разглядеть Царствие Небесное!

— Но…

— Вы даже не представляете, каких скверных дел может наделать одна-единственная динамо-реактивная пушка, ведущая огонь с верхних этажей! Или вы полагаете, что ваша свита всегда прикроет вашу бронированную задницу?

— Это ее задача, мессир, — сдержанно заметил Аривальд, сам выдохшийся и похожий на умирающего петуха, — Разве не так?

— Лучше не уповайте на это! — отрубил Магнебод, тяжело махнув рукой, — Был у меня один приятель, с которым мы в давние времена плечом к плечу брали Кремону. Тоже норовил скинуть на отряд прикрытия всю работу. Пер на противника что бык, не глядя по сторонам. Такая у него была тактика, значит. И, вообразите, через полчаса после начала штурма, только мы миновали вторую крепостную стену, поймал загривком тандемный кумулятивный снаряд, пущенный каким-то метким мерзавцем с башни. Хотите верьте, хотите нет, три дюйма ламинатной золинговской стали уберегли его от этого выстрела не больше, чем обозную шлюху — образок Марии Магдалины от орды похотливых ландскнехтов. Его «Ретивый Паломник» рухнул как подкошенный прямо посреди Кремоны. Тем же вечером епископ Миланский, безумный старик, ведший нашу свору в атаку, перечисляя потери, помянул его отдельно, много злых слов сказав про его убийц. Но поверьте, даже в молитвенном экстазе он выглядел до крайности бледно по сравнению с оруженосцами моего покойного приятеля. Те рыдали так, будто в его лице утратили не только преданного хозяина, но и надежду всего христианского мира. Знаете, почему?

Гримберт покачал головой, едва державшейся на плечах.

— Почему?

— Этим беднягам пришлось всю ночь выскабливать развороченный торс «Ретивого Паломника», собирая все то, что осталось от его хозяина после попадания кумулятивной струи. Для этого им потребовались не только все ведра, что были в поклаже, но так же и все фляги, все винные меха и табакерки. Им даже потребовалось изъять для этой цели все соусники из нашей походной кухни. Гримберт, мой мальчик, если тебе тоже когда-нибудь суждено превратиться в лужу горелого жира с клочьями волос, в которой будут поскальзываться пикинеры, пачкая казенные сапоги, я не хочу, чтоб кто-то тыкал мне в спину пальцем, называя меня твоим наставником. Эй, остолоп, вина!

Покорный жесту рыцаря, к нему с винным бочонком заковылял дворцовый сервус. Тощий, облаченный в ливрею с золотым туринским тельцом на груди, он мог бы сойти за человека, если бы не шаркающая походка и странная порывистость движений, которая иногда бывает у тяжело контуженных. Серое лицо казалось серым и шелушащимся, цвета мокрого песка, как лик святого, чьей прижизненной святости не хватило в полной мере для обеспечения его телесным мощам нетленной силы.

Когда-то он и верно был человеком, пока за какие-то грехи Святой Престол не наложил на него печать покаяния, очищающим пламенем вырезав из сложного узора нейронов мозга лишние фрагменты, мешающие искуплению неизвестных Гримберту грехов. Того немногого, что осталось после этого от его разума, не хватило бы и на улитку, одни только примитивные моторные функции, но, подчиненные кибернетическим имплантам, они сделали из него сносную дворцовую прислугу, выносливую и не знающую сомнений. Может, сообразительности у нее было недостаточно для того, чтоб вспомнить свое прежнее имя, но достаточно, чтоб подносить вино.

Гримберту не требовалось нажимать пальцем гашетку, как это было устроено в древних доспехах эпохи Проклятых Чумных Веков. Погруженный в основание его мозга нейро-штифт делал это бессмысленным. Пулеметы «Убийцы» выплюнули по короткой очереди, в шахты гильзоприемников покатились, дребезжа, рассыпчатые гроздья пустотелых бронзовых плодов.