Раубриттер

— Ловлю, — отвечал кавалер, невесело, — мне бы с этим монахом встретиться, да все недосуг, ездил к нему, но так не застал его.

— Непременно найдите его, не пренебрегайте делом этим. Не дозволяйте отродью дьявольскому агнцами питаться. Вы в ответе за них, не забывайте.

— Так когда же мне делать все это? Вы на свадьбу меня подбиваете и распри затевать велите, а еще и оборотня ловить заставляете, а мен еще лен свой поднимать да церковь строить! Разве ж все это одному человеку под силу? — Говорил Волков, едва сдерживая возмущение свое.

— Простому человеку не под силу, а вам под силу, — смеялся епископ.

— Мне под силу? Да кем вы меня считаете? — Удивлялся кавалер.

— Победителем ведьм Хокенхаймских, усмирителем упыря из Рютте, упокоителем мертвецов из Ференбурга. Героем, храбрецом, вершителем, Инквизитором. По-простому говоря, Дланью Господней.

— Кем? — Не верил своим ушам кавалер.

— Дланью Господа, сын мой, — просто повторил старый епископ. —

Дланью Господа. И поэтому считаю, что все вам по силам.

Волков смотрел на него и не понимал, шутит старик или нет. А тот добавил:

— Только за монахом своим приглядывайте, сын мой, уж больно он прыток, необыкновенно ретив.

Он давно понял, что брат Семион умен и образован, многое знает и может быть полезен, но помимо этого кавалер понимал, что монах этот себе на уме, непонятно кому предан. И вообще предан ли хоть кому-нибудь.

Они выходили из резиденции епископа, когда уже стемнело, на дворе их ждали Максимилиан, Сыч, Хилли и Вилли. Мешок с деньгами Волков поручил молодым сержантам. Те были рьяны и ответственны, как и все молодые сержанты. Им он доверял и доверием этим возвышал еще больше. А от такого доверия и возвышения молодые люди становились еще более ответственные.

Садясь на лошадь, Волков спросил у монаха с заметным недовольством:

— К чему это ты затеял это поручительство? Зачем оно?

— Коли вы решитесь начать то, о чем вас просят святые отцы, так деньги нам не помешают, а это поручительство и сумму займа увеличит, и процент по займу уменьшит. Всегда хорошо, когда большой сеньор вашу просьбу благословляет. Дело идет легче.

— А если я не захочу волю святых отцов выполнять? — С еще большим недовольством сказал кавалер.

— Так сожжем эту бумагу или для своих нужд денег займем, ни к чему она нас не обязывает, а с займом может помочь.

Волков помолчал и опять спросил:

— Откуда ты знаешь про все эти банковские дела?

— В епархии Лемурга, где я начинал службу, епископ был из благородных, сам дела никакие вести не хотел, не до того ему было, а в деньгах вечно нуждался, вот я все дела и вел, там я и поднаторел. — Отвечал брат Семион.

— Да, а отчего же ты там не остался, раз поднаторел?

— Грешен, — кротко отвечал монах.

Волкову хотелось знать, в чем же был грех монаха: в том, что к его ловким рукам прилипало епископское серебро или его поймали с девкой. Но спрашивать он не стал, а монах не стал дальше о том говорить. Так они и поехали молча на постоялый двор — спать.

Утром рано, едва солнце взошло, они уже завтракали. А как позавтракали, поехали в ратушу. Там, в большой торговой палате, с рассвета сидели менялы и банкиры. Крупные купцы и руководители городских гильдий. Народу было немало. Три десятка важных господ. Банкиры и менялы сидели, банки свои расставив вдоль стен. Остальные сидели на лавках или стояли и беседовали в центре большого зала. Были они все до единого в шубах, хоть и лето еще стояло жаркое, в беретах из бархата или в бархатных шапочках с «ушами». Все в перстнях золотых и дорогой одежде под шубами.

Говорили все тихо, порой слышно было, как скрипят перья да звенят разные монеты на столах менял и банкиров. Тихо было в огромном зале.

И Волков бы стал думать, к кому подойти и поговорить, а вот монах думать не стал. Брат Семион вышел на середину зала и громко произнес:

— От имени кавалер Иеронима Фолкофа, владетеля Эшбахта, спрашиваю, кто из господ банкиров обналичит вексель епископа Малена?

Все господа, что были в торговой палате, обернулись на них, Волков даже на мгновение растерялся от внимания стольких особ.

Не зная, что делать, он низко поклонился. И все господа стали и ему кланяться.

А самый старый, уже седой господин, который сидел у стены, что была прямо напротив входа, сказал:

— Святой отец, дозвольте взглянуть на вексель, что надобно вам обналичить.

Брат Семион прошел под взглядами богатых господ к столу седого банкира и положил перед тем бумагу.

Седой господин взял бумагу в руки. Тут же три других господина поспешили к нему, тоже стали заглядывать в бумагу. Седой господин что-то негромко сказал, и те господа, что были с ним рядом, стали согласно кивать головами.

Седой господин положил бумагу перед собой и, улыбаясь, произнес:

— Сомнений нет, это вексель нашего епископа, да хранит его Господь. Господа, вексель на тысячу четыреста монет под два процента на два года.

Седой господин продолжал:

— Господин фон Эшбахт, дозвольте поинтересоваться, на какую цель господин епископ выделяет деньги? Конечно, если это не секрет.