Раубриттер

Ута быстро шла за ней. Агнес подошла к телеге, кожевенник Ринхель лежал в телеге, крепко сжимая вожжи, берет с головы упал, а костяшки на кулаках побелели. Словно силился оставить лошадей в последнем порыве.

— Деньги ищи, — сказала Агнес служанке.

А ее саму интересовало другое — не умер ли дурак этот. И было все на то похоже. Щеки его ввалились, стали желты. Глаза полуприкрыты. Нет, не могла она ошибиться в рецепте. Неужели в пропорциях ошибка вышла? Она наклонилась над ним, прикоснулась к щеке — теплая. Взяла за кисть его, как в книге писано, пальцами нащупала жилу сердечную. Нет, жив, жив дурак.

В беспамятстве просто. Но все равно нужно ей было специальную посуду аптекарскую и аптекарские весы покупать.

По-другому зелья варить никак нельзя.

— Госпожа, — Ута протянула ей на ладони деньги, — все, что в кошеле нашлось.

На широкой ладони большой девицы лежал всего один талер да еще мелкого серебра на столько же.

— Не все, еще ищи, еще должно серебро быть. — Сказала Агнес, забирая деньги. — В башмаках смотри, в рукавах, в полах платья.

Служанка начала смотреть, где велено, но ничего не находила.

— Быстрее, — сказал Агнес, увидав вдалеке мужицкую телегу.

— Нет, нет больше денег, госпожа, — подвывала Ута, ворочая купчику с боку на бок и ощупывая его одежду.

Агнес на секунду задумалась, она, конечно, злилась на эту корову, но что та могла сделать, если денег больше нет? Но Агнес почему-то не верила, что денег у купца не было. Она подумала пару мгновений и ловкой рукой сразу пролезла к нему в панталоны, в гульфик.

Конечно, конечно они были там, девица вытащила маленький кошелек. Сунула его под нос служанке, сказала зло:

— Дура.

— Господи, да кто ж знал… Да откуда мне знать.

Агнес откинула рогожу с телеги, там все кожи и кожи. И толстые, дубленые, какие солдатам надобны и на подметки башмачникам идут. И мягкие, те, что надобны сапожникам и седельщикам, что мастера по конской сбруе. И два рулона, что в сукно завернуты.

Неспроста их так богато укутали. Отодвинула она сукно. Сафьян! Да еще и алый. Такой тонкий, что бумаги тоньше. То большим господам на перчатки, на охотничьи лосины и на сапоги идет.

— Бери! — Ткнула она пальцем. — Бери оба.

Служанка сразу хватает нелегкие рулоны.

— В карету неси. — Говорит Агнес и сама идет к карете.

Заодно смотрит, далеко ли телега с мужиком. А телега уже и недалеко. Она оборачивается к Уте:

— А ну, бегом, рыхлая, бегом, говорю.

Служанка кинулась бежать, с трудом удерживая под мышками нелегкие рулоны сафьяна.

Игнатий уже двери кареты открыл, ступеньку опустил, ждет.

Добежали, сели. Кучер прыгнул на козлы. Щелкнул кнут, карета дернулась и понеслась вперед. Ута тяжело дышала, на полу валялись два рулона дорогой кожи, а Агнес считала деньги.

Насчитала всего десять талеров. Не густо. Ничего, лиха беда начало.

В Лебенсдорф они не поехали, свернули на север к Мюнзингену. То город был немаленький, известный своим купечеством. Там девица фон Розенротт решила заночевать. А пока ехали, заставила всех выучит ее новое имя и место, откуда она родом. И настрого наказала, чтобы при людях в дороге называли ее только по-новому.

В Мюзинген они приехали, когда стража ворота закрывала, едва успели. Трактир искали в темноте, но нашли, и был он неплох.

Пока кучер распрягал, чистил и кормил лошадей, а Зельда и Ута занимались ее вещами и покоями, Агнес сидела в столовой и ждала ужина. Народу в гостинице было немало, многие столы были заняты приличной публикой. Была там даже ужинавшая семья из благородных людей, которые, увидав, что Агнес в одиночестве сидит, через посыльного пригласили ее к себе за стол, на что Агнес с благодарности ответила отказом. Не до ужинов в семейном кругу ей было.

Она, попивая вино, поверх стакана глядела и уже выбирала себе жертву. Вернее, уже выбрала. И думала, как начать со своим избранником разговор.

Человек тот был, во-первых, один, ну, если не читать слуги, что приходил к нему пару раз. Во-вторых, одежда на нем была хороша, судя по ней, он был из городских нобилей, перстни на пальцах были. Никак не простой бюргер. У него перьев на берете было талера на три, не меньше, и берет он этот во время еды не снимал.

Был мужчина немолод, тучен и полнокровен, так, что кровь приливала к его лицу, отчего лицо его было пунцовым. Ел он много и пил он под стать.

Поймав первый взгляд Агнес, мужчина улыбнулся ей и отсалютовал кубком вина. Она тоже ему улыбнулась и тоже подняла за него стакан. Поняв, что он ее заметил, девушка, недолго думая, полезла в ларец свой, что стоял подле нее на лавке, достала оттуда красивый флакон с тем зельем, которое в мужах разжигает любовное горение. Вытряхнула из него пару маслянистых капель и размазала их у себя по шее.

Теперь она села так, что бы тот дородный господин мог ее видеть, чуть выставила ножку свою из-под стола и как бы невзначай подобрала подол своего дорогого платья вместе с нижними юбками. Да так, что красный чулок ее был виден намного выше ее башмачка. Чуть не до середины голени.