Ратоборцы

При этих неистовых словах князя слезы княгини словно бы враз высохли, рыданья пресеклись. Теперь это была царица, но царица-мать!

— Будет мне плакать! — вскричала гневно она. — У тебя разве сердце?! То жернов! И кто под него попадет, тому не быть живому!.. Да и будь он проклят, этот Новгород твой!..

— Княгиня!

В дверь постучали. Александр подошел и открыл. Сквозь распахнутую дверь к нему поспешно подошел Андрей-дворский. Он был одет по-уличному и запыхался. Приветствовав князя, он проговорил:

— Беда, Олександр Ярославич, — опять мятутся, окаянные!

— Сюда ступай, Андрей Иваныч, — здесь скажешь! — прервал его Невский и втянул за рукав через порог и захлопнул двери.

Он не дал даже перекреститься Андрею Ивановичу на иконы и приветствовать княгиню.

— Ну, что там опять стряслося? — сразу преображаясь, словно взявшийся за гриву коня, готовый вскочить в седло, спросил он.

— Ох, княже! — воскликнул Андрей-дворский. — Опять вече созвонили, другое!.. Повалили все на Торговую сторону, с факелами, — боюсь, сожгут город!.. И все — при оружии, а кто — с дрекольем. Крови не миновать!.. Стражников я укрепил, добавил, сколько мог… а не знаю, удержат ли! Кричат: «Василья-князя отдайте нам!» На посадника, на Михаилу, самосудом грозятся: вышел он уговаривать. Боюсь, Олександр Ярославич, не убили бы старика!.. Сильно ропщет народ!

— Подожди, сейчас выйду, — сказал Александр.

И дворский вышел, закрыв за собою дверь.

Князь обернулся к супруге:

— Вот, вот он, отрок твой, Васенька твой!.. — грозно-угрюмым голосом, в котором, однако, слышались слезы, выкрикнул он вне себя, и прекрасное лицо его исказилось.

Второе вече, в Неревском конце, у церкви Святого Иакова, — вече крамольное — созвонил Александр Рогович — гончар. Да и какое там вече! «Вечити» не давали никому. Не было тут ни посадника, ни тысяцкого, ни дьяка, ни подьячего, ни сотских, ни подвойских, ни биричей: это было диковечье, это было восстание!

— Тут — наше вече! — кричали. — Теперь спуску не дадим!

Сперва, еще в сумерках, народ на князя и на посадника Михаилу копили не здесь, а во дворе усадьбы Роговича. А когда уже столько скопилось, что и забор повалили, то Александр Рогович велел своей дружине перегонять народ на другое место, к церкви, и там бить в колокол.

Слугам и дружине своей велел возжечь факелы, быть при оружии и в доспехах. А кричать велел так: «Бояре себе творят легко, а меньшим — зло!», «Кажный норовит в свою мошну!», «Князь татарам Новгород продал!..», «Дань по достатку надо раскладывать, а не по дворам!», «Посадник измену творит Новгороду, перевет с князем Александром держит!..»

Это и кричали в народе на разные голоса.

Площадь церковная не вмещала людей, а улицы со всех четырех сторон все накачивали и накачивали новые оравы и толпы.

Страшен мятеж людской!..

Сперва взбулгачили чуть не всех своим колоколом. Натекло народу и такого сперва немало, у которого и в мыслях не было супротив самих себя идти: ведь только что отвечили и грамоты вечевые князь-Александру выдали, так чего же уснуть не дают хрестьянам?!

Разузнав, чего домогается Рогович, одни стали заворачивать обратно, сшибаясь на возвратном пути с теми, кто приваливал к Роговичу, а другие и в драку ввязались. Жерди, колья, мечи, сабли, буздыганы и копья — все пошло в ход!

Завзятый вечник — небогатый мужичонка Рукосуй Иван ввертелся в толпу с диким воплем, показывая всем разодранную и окровавленную на груди рубаху:

— Вот, православны, глядите: ударили стрелою в пазуху!..

— Кто тебя ударил?

— Приятели княжеские, клевреты!.. Милостивцы Олександровы!.. Предатели наши!..

— Бей их!..

На крыльцо церкви вскочил Александр Рогович. Двое рослых дружинников стали рядом с ним с дымно клубящимися и кидающими огненные брызги факелами.

Староста гончаров был в кольчуге и в шлеме. Сбоку, на поясе, висел его неизменный чекан. Шлем был застегнут. Он снял его. Толпа притихла.

— Господа новгородцы!.. Граждане новгородские! — воззвал Рогович. — Дело большое зачинаем! Либо свободу себе возворотим, либо костью падем! Кричите: ставить ли щит против великого князя Олександра, против татар, для которых он дани требует?

— Ставить щит!.. — закричали единым криком зыбившиеся перед ним толпы.

— Нас не охомутают!.. Владимиру Святому дань — и то не стали возить, и ничего с нами не сделал, а тут — поганому татарину, скверноядцу, покоряйся?!

— Что это за князь, да еще — и великий?! Оборонить Новгород не может!.. Тогда нам и князей не надо!..

— И дедам нашим такое не в память!.. Нам дань платят, а не мы!..

— Ставить щит!..

— Ты нас веди, Рогович!.. Умеешь!.. Человек военный!..

— Тебе веруем!..

— Ишь ты! — послышался опять злобный крик против Ярославича. — О татарах пекется… Как бы не обедняли!..

— На нем будет крови пролитие! А мы с себя сымаем!..

— А посаднику Михаиле — самосуд!..

— За Святую Софию!..

— За Великий Новгород!..

Рогович Милонег прислушался: явственно доносился звон клинков о доспехи, хрясканье жердей. Слышно было, как вышатывают колья из частоколов и плетней.

Кто-то из толпы выкрикнул весело:

— Драча! Пружане с козьмодемьянцами схватилися!..