Ратник

— Тебе знакомы имена Гиппократа и Парацельса? — неподдельно улыбнулся «травник Иван».

— Парацельс — это не имя, а псевдоним. Но да, слышал.

— Я видел твой бой. Он впечатляет. — решил сменить тему отец Себастьян, боясь выдать себя беседами по опасным и скользким темам.

— Мой? Почему мой? — удивился Андрей.

— Я сидел на дереве и видел, как ты бился. Очень достойно. Такой удар копьем!

— А что в нем такого?

— Ну… — замялся «травник Иван». — Я слышал, что такой в почете у рыцарей.

— Да ну, брось. Почему в почете? Обычный для них удар. Ничего особенного.

— Ты славно бился. Очень славно.

— Почем тебе знать?

— Я травник. Многое видел. Еще большее слышал.

— А я слышал, что когда рак свиснет, то мертвые в пляс пойдут. — фыркнул Андрей. — Люди горазды сказки рассказывать. И чем дурнее, тем веселее. Ибо человек слаб и падок до страстей и глупостей. Ты меня еще рыцарем без страха и упрека назови[42].

— Ты читал этот роман? — округлил глаза священник-доминиканец, исполнявший роль травника.

— А ты когда его успел прочесть? И откуда, друг мой, твой акцент? — прищурившись, спросил Андрей.

— Я долго жил в коронных землях. Приходилось пользовать и шляхтичей. — поспешно ответил травник, явно побледнев.

— А чего ушел?

— Паписты притесняли.

— А ты-то им чем помешал?

— Православный.

— Бараны, — буркнул Андрей, комментируя услышанное.

— Бараны? Почему?

— Слышал притчу про соломинку в чужом глазу?

— Доводилось.

— Вот — это про них. У самих черт знает, что творится, а туда же — «несут свет истинной веры»! Тьфу ты, — сплюнул символически он, — балбесы. Ну или бараны. Хоть кол на голове теши.

— А что у них творится?

— Принцип единства Империи утрачен. Папа превратился в мелкого светского правителя, которому нет дела ни до чего, кроме своих ничтожных владений в Италии. Сидит у себя на вилле и наслаждается жизнью. Бездельник. Протестанты же лезут отовсюду как грибы после дождя. Попытки как-то заткнуть им рот с помощью инквизиции, только играет им на руку. Потому что рыба гниет с головы. И приказать считать всю эту вонь благоуханием нельзя. В общем, дело дрянь. Понятно, что Dum spiro, spero, но все очень плохо…

— Надежда есть, — наверное излишне твердо произнес «травник Иван», погрузившись в свои мысли.

— Есть. В конце концов, тебе лучше знать. Я-то о делах латинской веры знаю лишь понаслышке. М? Иван. Или как тебя на самом деле звать? А?

— О чем ты? — напрягся отец Себастьян.

— О тебе. Что ты забыл в Туле?

— Я? — захлопал глазами собеседник.

— Мне позвать отца Афанасия? Сказывай, шайзе, кто ты и зачем пришел? — произнес Андрей, достав руку с кинжалом.

— Успокойся! Успокойся! Я все скажу! Все!

— Ты тянешь время, чтобы придумать себе красивую сказку? Откуда латынь ведаешь?

— Я бедный студент, который бежал из Краковского университета! Учился там на медика. Но…

— Что, «но»?

— Пострадал за свой длинный язык, — с нешуточным испугом на лице, произнес этот «травник». И продолжил втирать Андрею легенду, которую уже раз семь или восемь рассказал отцу Афанасию.

Парень дослушал и холодно произнес:

— Красивая история. Жаль, что ложь.

— Что? Но я сказал правду!

— Студент-медик, знающий латынь убегает в Тулу, чтобы получить практику? Кто тебе эту чушь придумал? Плюнь ему в его глупые глаза, невзирая на сан. Признавайся. Доминиканцы легенду выдумывали? Что молчишь? Ох… Что с тобой?

— Дышать тяжело, — схватившись за грудь, прошептал «травник Иван». — Воздуха… воздуха… — прошептал он и поспешно вышел из помещения.

— Вот скотина, — фыркнул Андрей, услышав поспешно удаляющиеся шаги…

Глава 10

1554 год, 11 августа, Тула

Дверь скрипнула и в помещение, где отдыхал Андрей, приходя в себя, заглянул Иоанн свет Васильевич. Парень глянул на него и скривился как от кислого яблока дички, но потом выдавил из себя стандартную здравницу.

— Ты ведь не это хотел сказать, — усмехнувшись, заметил царь, устроившись на лавке рядом.

— Не это.

— Так скажи.

— Не все слова нужно говорить.

— Я разрешаю. Что ты хотел сказать?

— Долго мы не виделись, нахрен мы и встретились.

— Не рад, значит, встрече, — усмехнулся Иоанн Васильевич.

— В свете слухов, которыми земля полниться, мню здоровья мне наша встреча не добавит. И покоя.

— Кстати, насчет слухов. Не хочешь мне ничего сказать?

— Нет.

— Совсем ничего?

— Разве что спросить. Тот говорун еще жив?

— Жив, — вполне добродушно улыбнулся Иоанн Васильевич.

— И я смогу подержаться за его горло?

— Увы, — развел царь руками. — Даже я не могу это сделать.

— Неужто и правда митрополит учудил?

— А почему митрополит? Может сбежал тот говорун. Откуда ты знаешь?

— Да ну… — махнул рукой Андрей. — Это слишком очевидно. Кстати, а где травник?

— Какой травник?

— Ну… за мной с самого поля боя травник ухаживал. Помоями какими-то лечебными поил, а я истово молился, чтобы мне ими не отравиться. И вот — пропал куда-то со вчерашнего вечера.

— Эй! Кто там? — рявкнул царь и почти тут же из соседней комнаты вошел вооруженный мужчина с жестким, цепким взглядом.

— Слушаю.

— Узнай, что там с травником.

— Так уже, Государь.

— Что уже?