Ратник

— Сильвестр заявляет, что Всеслав воскрес — это само по себе чудо. Но то, что он сотворил в Туле — тоже чудо, ведь он сумел словом, без насилия убедить старшин простить своих должников. А что это как не чудо? И теперь требует созыва Поместного собора, на котором должно не только снять Макария и осудить его со сторонниками, но и признать эти два чуда.

— Вот те раз… — покачал головой Шереметьев. — Это что же? Андрейку он призывает почитать как старинного Рюриковича? Как природного князя? Он с ума спятил?

— Мы выступаем на Москву? — спросил кто-то из бояр.

Иоанн Васильевич задумался.

Его власть зиждилась на трех основных «китах».

Во-первых, на могуществе его собственного домена. Ибо он был индивидуально сильнее любого боярина, обладая непреодолимо большим количеством ресурсов. Через что его слово весило реально много, даже в отрыве от царского титула.

Во-вторых, на союзе с определенными боярскими родами, которые его поддерживали. Так как им это было выгодно. В первую очередь на Захарьиных. Но и те же Шереметьевы, будучи приближенными к царю, держались за свое положение.

В-третьих, на крепкой дружбе с митрополитом и поддерживающей его тусовки «иосифлян» — сторонников всемерного увеличение земли и прочего имущества церкви.

Что предлагал, возжигая страсть толпы, протопоп Сильвестр?

Митрополита Макария убрать. И под этим соусом начать секуляризацию. Что, собственно, он уже не раз и предлагал царю. Это бы позволило разом увеличить личное могущество царя, через увеличение его личных владений. Ведь церковь к середине XVI века хоть и не стала еще крупнейшим в России землевладельцем, обойдя самого царя, но уже изрядно приблизилась к этому.

С одной стороны, а с другой — подобный шаг выбивал бы из-под ног царя «табуретку», на которой он стоял. Одну из трех. Ведь союз с иосифлянами у него был крепким и старым. Еще бабка — Софья Палеолог — его заключила. С тех пор он и держался. Даже в период кризиса 1553 года митрополит Макарий был среди тех, кто поддержал царя. За это, правда, приходилось платить постоянными пожертвованиями и дарами. Как в формате ценного движимого имущества, так и земли. А также закрывать глаза на разорения церковной администрацией помещиков на местах. Но такова природа союзников. Они не поддержат тебя за красивые глазки…

С третьей стороны отказ от поддержки старого союзника, мог бы немало пошатнуть опору царя в лице лояльных бояр. Прецедент ведь. Иосифляне то против него ничего не злоумышляли. И на власть его не покушались. Поэтому выступление против них не только выбил бы одну из трех «табуреток», но и немало подкосило вторую.

Мотивацию же Сильвестр Иоанн Васильевич также понял без особых проблем. Он выслуживался после «залета» в 1553 году. Ведь его влияние на царя стало резко уходить на спад из-за одного неправильного поступка. Вот и пытался возвратить все взад. Насколько это вообще было возможно. Хотя Государь не исключал и того, что Сильвестр метил сам в митрополиты, что в немалой степени обеспечило бы его будущее.

Так что вопрос боярина заставил Иоанна Васильевича серьезно задуматься. Ибо ситуация выходила далеко не такой однозначной, какой могла бы показаться. Получалось что-то вроде классики про синицу в руках и дятела в жопе. Тем более, что тут Сильвестр еще приплел и Всеслава…

— В Москву говоришь? — переспросил после долгой паузы царь. — Да, надо бы. Но мы пока не знаем точно — будет ли набег.

— Как же так? Вроде бы все молчат…

— А ну как Перекоп соврал? Или, пользуясь моментом, союзные Давлет Гераю ногаи идут сейчас к Рязани. А мы уйдем к Москве. Кто ее защитит?

— Так что мы будем делать? — поинтересовался Шереметьев.

В этот момент вновь постучались.

— Что там?! — раздраженно и слишком громко крикнул один из бояр.

Заглянул испуганный дьяк и пискнул:

— Гонец из Тулы.

— Зови! — излишне поспешно произнес Иоанн Васильевич.

Для него это был шанс красиво выйти из положения. Ну, насколько это вообще возможно. Потому как идти сейчас в столицу означало верное участие в решение возникших противоречий. А этого царь хотел всецело избежать. Слишком усилившихся иосифлян требовалось прижать. Но и выступать против них открыто он не хотел. Поэтому самоустранится под любым благовидным предлогом ему казался очень неплохим вариантом.

Гонец зашел.

Окинул несколько напряженным взором присутствующих. И замер в нерешительности.

— Что у тебя? — спросил Шереметьев.

— Послание Государю от Даниила Романовича.

— Давай сюда, — поспешно произнес Иоанн Васильевич. Если уж писал шурин написал, значит действительно что-то интересное происходило.

Он спешно сломал печать первого свитка. Прочитал его про себя, лишь шевеля губами. Подумал чуток. Еще раз прочитал. После чего принял второй свиток и также сломав печать, начал его изучать. Это было как раз то письмо, которое Андрей направил воеводе. Не копия, а оригинал. В первом же Даниил Романович пояснял его. Кроме всего прочего он говорил, что может биться об заклад, будто бы парень не простолюдин.

Иоанн Васильевич отложил оба свитка и потер переносицу, а потом увлекшись, начал растирать лицо.