Ратник

К слову сказать, эта ассоциация сыграла дурную шутку с Россией в области пропаганды. Ориентализация войска привела к тому, что конные воины Московской Руси стали выглядеть как татары. Ну, с некоторыми незначительными отличиями. Чем во время Ливонской войны стала западная сторона активно и очень успешно спекулировать, дабы выставить Москву в не лучшем свете. Но это уже другая история…

— Для защиты от тартар? — переспросил Игнатий.

— Да. По слухам, жители города Тула молились Всевышнему нашему Господу Иисусу Христу, чтобы он спас их. Город тогда находился в осаде и мог в любой момент пасть.

— И этот старинный герцог воскрес, выйдя из своей могилы?

— Нет… — произнес брат Доминик и со всем вниманием к деталям, пересказал все, что знал. Довольно немного, так как орден в Польше только занялся этим вопросом и кроме слухов, сообщенных купцами, не ведал ничего. Но и это немало заинтересовало Игнатия.

— А почему Всеслав? Что в нем необычного?

— Неисповедимы пути Господни, — пожал отец Доминик. — Видит Бог, это был не самый достойный герцог из земель Руси.

— Чем он правил?

— Полоцком, что ныне под рукой короля нашего Сигизмунда.

— Продолжай.

— Правил он долго. Более полувека. Пишут, что при нем Полоцк и окрестные земли расцвели. Но в то же самое время пишут, будто бы Всеслав был сыном ведьмы и сам практиковал чародейство. Умел оборачиваться волком.

Игнатий поднял взгляд на Доминика и, пожевав губы, спросил:

— Сейчас тоже?

— Не знаю. Но его с волками многое связывает. Он поднял на свой герб голову белого оскаленного волка на кровавом поле. Кроме того, худят слухи, будто бы он поставил волков охранять свою вотчину.

— Интересно… очень интересно… — хмыкнул Игнатий, на гербе которого тоже красовался волк, только черный. Точнее два волка, собравшихся вокруг котла.

— Да, именно так. Эта их ересь открывает очень большие возможности для…

— Строго говоря Ориген писал о другом, — перебил его Игнатий. — В его учении душа после смерти очищается и рождается вновь, чтобы прожить еще одну жизнь. А потом еще, и еще, и еще. Причем каждая жизнь — с чистого листа, без воспоминаний о предыдущих. Воскрешение же именно Всеслава, почившего несколько веков назад, служит прекрасным опровержением учения Оригена. Ведь воскрес Всеслав, а не кто-то, кем он стал.

— Но… — хотел возразить отец Доминик, однако Игнатий поднял руку, вновь остановив его.

— Кроме того, воскрешение столь неоднозначной персоны служит прекрасным доказательством существования Чистилища. Ведь из Ада и Рая до Страшного суда пути нет. А его выпустили. И дали шанс исправиться. Откуда?

— Но он воскрес!

— Мы знаем множество воскресших в древние времена.

— Но…

— Друг мой, не нужно недооценивать силу общей истовой молитвы, да еще обращенной к справедливому, доброму делу.

— Отец Игнатий, но он же воскрес не в своем теле.

— Неисповедимы пути Господни, — пожал он плечами. — Возможно это единственный способ воскрешения давно усопшего, дабы не нарушать слово Божье о Страшном суде. Ибо только во время Страшного суда все почившие восстанут в телах своих, даже если те обратились в прах.

Отец Доминик завис, переваривая эти слова.

— Я думаю, что нашим братьям в Польше и Литве нужно постараться подтолкнуть схизматиков к признанию этого юноши воскресшим Всеславом Брячиславовичем. И, как только схизматики это сделают, начать переговоры о признании догмата о Чистилище.

— Да, — кивнул брат Доминик, воспринимая слова генерального настоятеля как приказ и инструкцию к действию.

— Ступай. — произнес Игнатий. — И помни. Наша цель не в уязвлении тех или иных людей. В этом ни правды, ни смысла, ни чести. Наша цель — спасение душ как можно большего числа людей. И если мы сможем наставить на путь истинный схизматиков, мы должны это сделать.

— Но интересы Польши и Литвы…

— Это всего лишь интересы Польши и Литвы, — вновь перебил его генеральный настоятель ордена Сладчайшего Иисуса Христа. — Интересы христианства несравненно выше…

Игнатий де Лойола был человеком очень честолюбивым и деятельным. По юности он зачитывался рыцарскими романа и вполне успешно строил военную карьеру, прослыв успешным бабником и бретером. После же тяжелого ранения, едва не лишившего его ноги, он с тем же рвением взялся за карьеру духовную, ибо всегда чувствовал какое-то свое особое предназначение и миссию.

В духовной карьере он акцентировался на обновлении и реформировании церкви с одной стороны, и борьбе с протестантизмом — с другой. И немало в этом преуспел, особенно в борьбе с протестантизмом. Сейчас же он увидел интересный прецедент для возобновления дел по прекращения схизмы. Не совсем его профиль, но как заметил дьявол в известном фильме «определенно, тщеславие — мой самый любимый из грехов». Поэтому, попрощавшись с отцом Домиником, Игнатий позвал секретаря и начал диктовать ему письма. Много писем. Такой момент упускать было нельзя…

* * *

В Москве тем временем местное духовенство тоже обсуждало этот вопрос. Только в своем ключе.