Рицпа чувствовало его гнев настолько остро, что ей казалось, будто рядом с ней стоит какое–то темное, мрачное существо. Она ощущала губительную силу этого гнева и ту ужасную опасность, которую он нес в себе. Что она могла сказать, чтобы смягчить сердце германца? Она не могла отыскать нужных слов. Она даже не могла представить себе его прошлую жизнь, да и не была уверена, нужно ли ей об этом знать. Ее собственная жизнь тоже была несладкой. И у нее не было ни сил, ни веры, для того чтобы разделить с этим отчаявшимся человеком его тяготы.
Наконец Атрет повернулся к ней.
— Мы не закончили тот разговор, который начали сегодня днем.
Рицпа понимала, что Атрету нужно что–то вроде поединка, и было очевидно, что она была единственным соперником, с которым он мог бы теперь сражаться.
— Сколько времени ты была замужем?
— Зачем ты меня об этом спрашиваешь?
— Надо, раз спрашиваю! — оборвал ее Атрет, после чего не без тени иронии добавил: — Ты, кажется, сказала, что никогда не будешь лгать.
— Не буду.
— Тогда отвечай.
Она грустно улыбнулась ему.
— А если я отвечу, ты уйдешь?
Он даже не улыбнулся.
— Я уйду тогда, когда сам захочу.
Рицпа медленно вздохнула, подавляя в себе желание бороться с ним так, как он того хотел.
— Я была замужем три года.
Халев застонал во сне, и она взяла его на руки.
Атрет наблюдал за тем, как она обернула ребенка в свою шаль и крепче прижала к себе.
— Ты была верна своему мужу?
Рицпа подняла голову и посмотрела Атрету в глаза.
—
Он чувствовал, что она что–то скрывает, и присел перед ней на корточки, глядя на нее сощуренными глазами.
— В нашем племени неверную жену раздевали и секли перед всеми односельчанами. А потом убивали.
В глубине души Рицпы вспыхнул гнев.
— А мужчину?
— О чем ты, какого мужчину?
— В измене участвуют
— Но соблазняет женщина.
Рицпа тихо засмеялась.
— А мужчина, значит, идет у нее на поводу, как безмозглый скот?
Атрет сжал кулаки, вспомнив о том, как легко поддался обаянию Юлии.
Рицпа снова положила Халева к себе на колени.
— Мужчина и женщина равны перед Богом, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.
Атрет невольно рассмеялся.
— Равны!
— Ш–ш–ш, — Рицпа приложила палец к губам. — Разбудишь его. — Такие слова должны были вселить ужас в сердце гладиатора. Она сняла шаль и накрыла ею ребенка.
— С каких это пор женщина равна мужчине? — спросил Атрет, стиснув зубы.
— С самого начала, когда Господь сотворил и мужчину, и женщину. И еще об этом сказано в законе Моисея. За прелюбодеяние наказывали одинаково и женщину, и мужчину, чтобы этот грех, подобно заразе, не распространился по всему израильскому народу. Справедливость требует одинакового наказания для обоих.
— Я не иудей!
— Жаль, тебе бы это пошло на пользу, — уже произнося эти слова, Рицпа сильно пожалела об этом. В комнате повисла тяжелая тишина.
— Твой муж разрешал тебе так разговаривать с ним?
Семей. Дорогой Семей. Подобно лучу света во мраке, Рицпу охватили приятные воспоминания. Она улыбнулась.
— Семей часто грозился побить меня.
— Неудивительно.
Рицпа вздернула подбородок.
— Его угрозы были пустыми, больше походили на шутку. Зато почти все, что я знаю о законе Моисея, я узнала от него.
— Вот как? — произнес Атрет с неприкрытой иронией. — Ну и чему же он тебя научил?
— Тому, что суть закона в милости, но человек испортил то, что дал Бог. Однако Бог все равно сильнее и умнее человека. Бог послал нам Своего Сына, Иисуса, чтобы Он взял на себя жертву ради спасения всех людей, как
Атрет сверкнул глазами.
— Всем богам безразлично, что с нами происходит.
— Та цена, которую Иисус заплатил за наше искупление, показывает, что Бог все же любит нас. Можешь верить, а можешь не верить, Атрет, но есть только одна истина, и истина эта во Христе.
— Я верю в месть.
Рицпе стало неловко, когда она услышала, с какой решимостью он произнес эти слова.
— Помни и о том, как люди судят друг о друге. Как ты судишь о людях, так и о тебе будут судить; насколько ты будешь милостив к людям, настолько милостивы будут и к тебе.
Атрет снова рассмеялся.