Расстрельный список

Председатель артели Шиша, в бытность свою командир пехотной роты на германской войне, дело свое знал добре. Не только выдрессировал и привел в боевую готовность свое воинство, но и заставлял тянуть службу, чтобы незаметно никто не подобрался к логову. Думаю, большинство этих людей с трудом осознавали, за что такие военные строгости терпят. Предполагали, что за свободную Украину. Или за Польшу. Это неважно. Фанатиков каких-то идей здесь не держали. Все строилось очень просто, по феодальному принципу. У местных был свой сюзерен – артельщик Шиша. У того же, в свою очередь, свой – Инициатор. И так до самого верха. Но сюзерен моего сюзерена не мой сюзерен, так что куда тянется вертикаль подчинения – всем было плевать. Главное, что председатель приказал. А приказывал он тщательно нести службу, засекать чужих на подходе, ну а дальше – как получится. Можно и прикопать кого. Можно договориться. А можно и в бега податься всем скопом, если совсем припрет.

Михайлов знал местность как свои пять пальцев и указывал, куда нужно идти. Пока что продвигались мы успешно, не создавая лишнего шума. Двигаться бесшумно по лесу – большое искусство. Я это умею. У проводника получалось похуже, но вполне терпимо.

Пролезли мы по склону оврага. Попрыгали по кочкам. Темнота, бурелом, если бы не Михайлов, я бы все ноги переломал.

В жестком и цепляющем одежду кустарнике нас ждал пацан лет четырнадцати.

– Там один, – шепотом принялся объяснять он, показывая рукой. – Еще двое – там.

– Присмотрятся, – едва слышно проговорил Михайлов. – Потом основные силы подтянут, и вперед. Линять вам надо, Александр Сергеич. Мы-то отбрешемся. С нас взятки гладки. А на вас охота по всей республике идет.

– Охота, когда охота, – прошептал я задумчиво, прикидывая расстановку фигур на доске, траектории движения и просчитывая ходы. Если пройти по тому отрогу, ручей плещет, ветер сильный траву колышет, там можно подобраться незаметно. Эх, где моя разведческая юность, когда я был мелким и незаметным, как воробышек, а не увесистой тушей, как мамонт! Но все равно – может получиться.

– Сидеть здесь. Стрельба начнется – дуйте отсюда. А пока ждите. Я присмотрюсь. Может, языка возьму, – велел я и двинулся вперед, осторожно забирая по склону оврага вверх.

Местами шел, местами пробирался на четвереньках, а иногда и полз на пузе. И все же успешно достиг заветной точки. Замер там, впитывая и оценивая ночь. Ловя каждое движение.

Темно, хоть и луна светит. А в темноте я вижу хорошо. Не как кошка, конечно, но вполне себе, что не раз меня спасало и делало порой в разведке незаменимым.

Я занял идеальное место. Расчет на то, что находящийся рядом вражеский наблюдатель не будет вечно сидеть сиднем, а двинет дальше. А тропинка здесь одна. И я над ней навис, распластавшись и став незаметным, как лист в лесу. Подождем…

Ждать пришлось недолго – минут десять. У меня даже руки-ноги занеметь не успели. Как я и рассчитывал, лазутчик направился в мою сторону. Прямо в мои медвежьи лапы. Вот возник силуэт… Ну, подойди ближе. Давай познакомимся накоротке.

Какая-то мысль мелькнула в голове. Наверное, важная. Как оценишь, если она лишь слегка зацепила череп и ушла рикошетом в пространство. Ладно, поймаем потом. Сосредоточимся на главном – на противнике.

Когда он проходил в шаге от меня, я прыгнул. Опустил кулак. Рассчитал так, чтобы не прибить, но на минуту отключить. Это такое искусство – бить ровно так, как требует оперативная ситуация.

Детина оказался здоровенный. Эдакий крепко склоченный кабан, невысокий, коренастый, широкий, толстокожий и живучий. Но все же я его вырубил качественно.

Перевернул на спину. Присмотрелся. И вздохнул горестно. Улетевшая мысль вернулась. Притом с доказательствами в виде распростертой передо мной массы жил, мышц и густых бровей.

Похоже, ударил я чуть сильнее, чем рассчитывал. Поэтому пришлось хлестать пленника по щекам, пока не послышалось непонятное мычание – что-то загадочно-матерное.

– Просыпайся. Все проспишь, Мирон, – негромко произнес я.

Кабан застонал. И очумело уставился на меня, видя лишь кусок тьмы. Но голос он узнал.

– Только тише, – прошипел я. – Или еще получишь.

Кабан затараторил обрадованно, но, как и просили, тихо:

– Указчик, ты? Ты с нашими?

– Да я, я. Кого привел?

– Тоже наших. Кто с Сестробабово вырвался.

– Крикни, чтобы выходили.

Мирон набрал воздуха в легкие и заорал что есть силы:

– Братцы! Дуй сюда! Указчик здесь!

Послышались голоса. Треск сучьев. И вскоре около меня собралась вся честная компания. Трое из моей шайки, которых я считал погибшими, заранее оплакал их и не раз корил себя, что не удалось их вытащить, поскольку все силы ушли на этого чертового Коновода. Еще в компанию затесался один из «ближников» предводителя восстания. Сейчас вид он имел уже не такой важный, скорее походил на побитую собаку, и голос какой-то сиротливо-жалостливый, таким милостыню хорошо просить в поездах.

– Какого рожна вы тут крутитесь? – спросил я.