Не ожидавшая такого яростного отпора, вторая цепь стала останавливаться, затем торопливо развернулась, побежала обратно, скрылась в балке. Их догоняла, покидая поле боя, поредевшая первая цепь.
Преследуя дроздовцев, за ними двинулись махновцы.
— Фома! Тачанки оставь на месте, пулеметы — с собой! — усаживаясь на подведенного ординарцами коня, приказал Кожину Каретников. Он подумал, что этот кратковременный бой ещё будет иметь продолжение. Похоже, на той стороне балки дроздовцы решили расправиться с ними, и заготовили его армии какую-то неожиданность. Он помнил о броневиках и боялся оказаться застигнутым врасплох.
Ожидая засады, они со всеми предосторожностями перешли через балку. Но дроздовцев ни сразу за ней и нигде вокруг не было видно.
Несколько верст, задыхаясь, они бежали по истоптанному тысячей сапог и ботинок снегу. Их обгоняли всадники.
Фома Кожин, исследовав дно балки, нашел несколько расчищенных от колючего кустарника дорог и провел на ту сторону балки свои тачанки. Вновь установили на них снятые ранее и не пригодившиеся пулеметы и стали догонять ушедших вперед бойцов.
Скачущий в первых рядах своей конницы, Каретников уже начинал верить, что этот короткий рассветный бой был последний. Дроздовцев нигде не было видно.
Немного поотстав, Каретников поравнялся с Кожиным:
— Шо думаешь, Фома?
— Не нравится мне эта прогулка, — ответил Кожин. — В четыре глаза надо смотреть и в четыре уха слухать.
Они преодолели ещё с версту. Уже не только Каретникову казалось, что дроздовцы бежали и что эта установившаяся над крымской степью тишина — навсегда.
Пеших уже не было. Бежать устали, и пехота размещалась на телегах, тачанках, даже на санитарных фурах. Ехали уже неторопливо и беспечно. Словно это не преследование противника, а свадебная кавалькада после разгульной ночи возвращается в своё село. Не хватало только, чтобы кто-то затянул песню про Марусю.
Внезапно над степью забухали станкачи, установленные на броневиках. Серые в серой мгле, они были невидимые и возникли словно из воздуха. Они выезжали из-за невысокого пригорка и веером разъезжались по полю.
Тачанки и телеги чуть не одновременно стали торопливо разворачиваться. Горохом посыпалась из них пехота. Бежать было некуда, спрятаться негде. Бойцы падали там, где свалились с телеги, и тут же пытались окапываться. Иные без толку носились по полю, время от времени постреливая из винтовок, и падали, сраженные пулеметным огнем из броневиков.
— Обдурили-таки, гады! — сокрушенно сказал Каретников лежащему возле него начштаба Гавриленко.
Броневики двигались по кочковатому полю, тяжело переваливаясь. Следом за ними, немного отстав, шли дроздовцы.
Кто-то из махновцев не выдерживал и, при виде приближающегося броневика, вскакивал от страха и пытался бежать. Но тут же падал.
— Лёвка! Де твои гранатометчики? — увидев Голикова, крикнул Каретников.
— Работають, Семён Мыкытович! — ответил Голиков и помчался по полю. Упал возле одного из бойцов. Через мгновение вскочил, перебежал к другому бойцу.
Поле было усеяно застигнутыми врасплох бойцами, и было трудно понять, кто живой, кто мертвый.
Медленно, почти на ощупь из-за узких смотровых щелей, броневики медленно двигались по полю. Водители были уверены в своей броне. Время от времени они разражались короткими пулеметными очередями.
Отошедшие от первого страха гранатомётчики стали перебегать и переползать, стремясь оказаться поближе к броневикам. Наконец, когда один из броневиков приблизился к лежавшему на поле гранатомётчику, тот приподнялся и бросил одну за другой две гранаты: одну — под колёса, вторую — на купол.
Над полем почти одновременно раздались два взрыва. Звук был необычный, словно бы со ржавым скрежетом разлетелось старое ведро. Броневик задымился, и из него один вслед за другим через тесные люки стали выбираться члены его экипажа. Сперва выбрался водитель, за ним два пулемётчика.
Почти залпом прогремели несколько выстрелов. Двое упали, третий, хромая, с криком побежал к своим.
Снова раздался взрыв. И задымил ещё один броневик.
Словно в раздумье, броневики стали останавливаться. Бежавшая сзади них дроздовская пехота поняла, что и эта атака захлебнулась, повернула обратно.
Броневики стали неуклюже разворачиваться.
Один отчаянный махновец, ожидавший своего броневика, увидел, что он разворачивается. Он поднялся и, размахивая гранатой, побежал к нему по полю с криком:
— Эй, вернысь! Кому сказав!
Броневик, не корова, он не понимал слов махновца, но на всякий случай коротко огрызнулся.
Махновец споткнулся, упал. Он не сразу понял, что ранен. Слабеющей рукой он кинул гранату. Но она не долетела, упала на небольшой пригорок и, тихо шипя, медленно покатилась по склону прямо под колеса броневика. Взрывом, должно быть, пробило бензобак, и броневик сразу же охватило пламя.
Несколько броневиков медленно возвращались, оставив на поле боя три догоравших машины.
— Прекратить стрельбу! — приказал Каретников.
Махновцы стали подниматься, по пути подняли раненого товарища, отнесли к своим. Уложили за единственным в поле укрытием — останками разрушенного сарая.