Расстрельное время

— Вы только имейте в виду: у каждого человека есть свой порог выносливости, — сказал Андрей. — Выдержит ли хозяин?

— О чем ты?

— О пытках. Они умеют допрашивать. Вспомнишь даже то, чего не знал.

— Он — выдержит. А, если живой, то сбежит. — И Василь снова повторил: — Он такой, он всё может.

— Ну что ж! Завтра, так завтра! — согласился Андрей.

С тех пор как выбрался с братской могилы, он боялся только одного: снова оказаться перед теми тремя военными чиновниками с казенными голосами, называющими себя «тройкой». А рыбацкая хата, хоть и затерянная среди оврагов, все же была многим известна. И ему было непонятно, почему сюда еще не завернул конный красноармейский дозор. Это может случиться сегодня, завтра, в любой момент.

И Андрей твердо решил: ждет до завтрашнего вечера, а потом…

Даже если эти трое не будут готовы, если они будут тянуть время, ожидая хозяина, он уплывет один. Как это сделать, он уже придумал.

Не знал Андрей Лагода, не знали и эти трое, что они уже находятся под пристальным наблюдением.

Глава восьмая

С маяка в бинокль хорошо просматривалась рыбацкая хата и ее подворье. После ареста Жихарева их осталось четверо: трое без устали носились по каким-то своим делам, а четвертый почти не сходил со шхуны на берег. Он то поднимал и опускал парус, то вдруг, среди дня, зажигал и гасил топовые огни, то подолгу не выходил из рубки, выполняя там какие-то работы.

На следующий день они больше не отлучались с подворья: что-то переносили в шхуну, укладывали, затем стали жечь во дворе костерок.

— Что они там, рыбу коптят? — обернулся Кольцов к Красильникову.

— Шхуну смолят. Видать, подтекает, — объяснил Красильников. Все свое детство и раннюю юность он провел на море, и все рыбацкие заботы знал досконально. — Судя по всему, готовятся смыться.

— Ты думаешь?

Они стояли на самом верху маяка, в маленькой, круглой, со всех сторон застекленной каморке. И четверо бандитов там, вдали, выглядели потревоженными тараканами.

— Сам суди: вон как бегают. Торопятся.

— Думаешь, без Жихарева уйдут?

— Наверное, считают его убитым. Главное у них теперь: свою шкуру спасти.

— А если они знают, что он жив? — спросил Кольцов.

— Откуда?

— Не знаю. Как-то выяснили. Они-то предполагают, что Жихарев ни под какими пытками ни в чем не сознается. К тому же они знают, у него есть чем расплатиться за свободу.

— Ну и что тянуть? Может, возьмем?

— Не знаю. Держу в голове самые разные варианты. Не исключаю и этот. Но посмотрим. Больше всего мне бы хотелось взять их с поличным, на горячем. И с Жихаревым на борту.

— Откуда он там возьмется?

— Есть у меня кое-какие подозрения.

К вечеру они отправили поближе к рыбацкому подворью Турмана. Если он ночью увидит, что шхуна отходит от берега, он подаст им световой сигнал. Для этого они снабдили его жестяной банкой с намоченными керосином тряпками и коробком спичек.

На маяке оставили Гольдмана, его подменял Бушкин. Они должны были круглосуточно неусыпно дежурить на маяке и поддерживать телефонную связь с Судаком. Туда выехали Кольцов и Красильников.

Звонок раздался в полночь. Гольдман сообщил Кольцову, что шхуна с погашенными топовыми огнями отошла от берега и подняла парус.

О сторожевом катере Кольцов договорился с пограничной службой ещё накануне днем. Моторист и рулевой полтора дня томились в катере, ожидая приказа выйти в море. Ночью, едва Кольцов и Красильников с тремя своими подчиненными спустились к берегу, как катер гулко забарабанил и, выждав, когда гости разместятся, как застоявшийся конь, сорвался с места.

Какое-то время они мчались по морю, словно сквозь туннель. Скорость угадывалась лишь по реву мотора и соленым брызгам в лицо. Ни неба, ни воды видно не было. Потом, когда глаза чуть привыкли к темноте, по сторонам катера и чуть сзади стали едва видны, скорее угадывались два упругих буруна. Они изгибались крутой дугой и были похожи на два больших колеса, пытающихся догнать мчащийся в черноте ночи катер.

Такой сумасшедший бег по морю длился около часа. Затем моторист отключил двигатель, и катер ещё какое-то время, все ниже зарываясь в бризовую волну, остановился. После басовитого рокота двигателя вдруг наступила оглушающая тишина.

— Почему остановились? — спросил Кольцов у вышедшего из рубки рулевого.

— Мы на траверзе Стамбула. Они должны пройти где-то здесь, — объяснил рулевой. — Подождем.

Ждали полчаса. Потом еще час.

Волна играла не заякоренным катером, хлестала по ее бортам, разворачивала, крутила.

Моторист и рулевой стали заметно нервничать. Часто курили, коротко о чем-то переговаривались.

— А, может, они раньше нас здесь проскочили? — спросил Кольцов у рулевого.

— Не должно бы!

— Не должно или не проскочили? — настойчиво спросил Кольцов.

— Тут они точно не проскочили, — уверенно ответил подошедший к ним пожилой моторист. И затем, размышляя, добавил: — Может, на Гудауту свернули? Под грузинский берег.

— Ну и что будем делать?