Расстрелянная разведка

Уже в первые месяцы «великой чистки» аппарат НКВД на местах был значительно расширен. Одновременно Сталин, лично курировавший органы госбезопасности, позаботился о том, чтобы значительно улучшить материальное положение чекистов. На заре советской власти чекисты в материальном отношении были обе­спечены весьма недостаточно. Любые кампании по сбору средств в помощь бастующим шахтерам Англии, узникам капитала, в фонды МОПР и т.п., как правило, начинались с чекистов как наиболее созна­тельного отряда граждан Советской республики, «обязанных быть в первых рядах». Чекисты-пограничники жили в землянках, нуждаясь в самом необходимом. Не лучше было и положение остальных со­трудников органов госбезопасности, которые месяцами не получали денежного вознаграждения за свой нелегкий труд, часто связанный с риском для жизни.

Однако меры, предпринятые Сталиным в 1937 году, были при­званы не столько улучшить жизнь, сколько материально развратить чекистов, превратить их в особую касту, дорожащую своими приви­легиями. Оклады работников НКВД в 1937 году были существенно увеличены и стали превышать даже оклады партийных работников. Кроме высоких окладов, в НКВД была создана специальная сеть магазинов, в которых по низким ценам продавалось конфискованное имущество арестованных. Как вспоминал выдающийся разведчик-нелегал Дмитрий Быстролетов, при его аресте сотрудники СПУ, не стесняясь его присутствия, вслух рассуждали о том, кто и что возьмет из его вещей.

Следует однако отметить, что среди новобранцев НКВД «ста­линской волны» было немало людей, которых буквально ошеломила обстановка беззакония и произвола, царившая в органах госбезопас­ности. Некоторые из них даже сходили с ума или кончали жизнь самоубийством. В сентябре 1938 года покончил с собой секретарь Ежова. Он застрелился, катаясь на лодке по Москве-реке. Многие работники НКВД, участвовавшие в «большой чистке», сами погибли в вакханалии «ежовщины». За 1934—1939 годы 21 800 сотрудников Наркомата внутренних дел были репрессированы по обвинению в «контрреволюционных преступлениях», в том числе сотни развед­чиков. Это были чекисты, пытавшиеся оказывать сопротивление беззаконию, тс, кто слишком много знал о репрессиях, а также организаторы «липовых дел», арестованные в конце 1938 — начале 1939 года.

Осенью 1938 года Сталину стало ясно, насколько массовые чист­ки ослабили советские органы безопасности. К тому же в ЦК ВКП(б) поступали многочисленные письма от партийных руководителей на местах и простых граждан, в которых обращалось внимание на беззаконие и произвол, творившиеся «ежовцами». Ежов выполнил свою миссию, и Сталин решил им пожертвовать, возложив на него отвстственность за разгул террора в стране.

Первым признаком того, что карьере Ежова пришел конец, стало его назначение 8 апреля 1938 года по совместительству наркомом водного транспорта. В августе того же года первым заместителем наркома внутренних дел и одновременно начальником Главного управления государственной безопасности, в состав которого входи­ла и внешняя разведка, был назначен Лаврентий Берия, являвшийся 1-м секретарем Тбилисского горкома КП (б) Грузии, а до этого дли­тельное время работавший в органах ВЧК—ГПУ Закавказья.

17 ноября 1938 года Политбюро ЦК ВКП (б) утвердило на своем заседании секретное постановление СНК и ЦК ВКП (б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», явившееся, по сути, предвестником конца «ежовщины». В документе, в частности, от­мечалось:

«Массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные органами НКВД в 1937—1938 годах при упрощенном ведении следствия и суда, не могла не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и прокуратуры.

Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, система­тической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых лимитов для производства массовых арестов. Глубоко укоренился упрощенный порядок расследования, при котором следователь, как правило, ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого при­знания необходимыми документальными данными. Нередко по­казания арестованных записываются в виде заметок, а затем спустя продолжительное время составляется общий протокол, причем со­вершенно не выполняется требование о дословной, по возможности, фиксации показаний арестованного. Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока обвиняемый не признается в совершенных им преступлениях».