Снова закричала женщина. Крик был страшный, он приводил в ужас. До слуха отчетливо долетело: «Спасите!» Женщина кричала и еще что-то, но другие слова ее заглушались плачем. «Наверное, пожар!» Вера скомкала постилку, поспешно сунула в узел, схватила шинель и побежала к деревне. Поравнявшись с крайней хатой, сразу увидела, как неподалеку бушует жаркое, безжалостное пламя, в свете которого камни возле крайнего забора то выступают белыми глыбами, то исчезают во тьме. Горела третья или четвертая от конца деревни изба. Возле нее суетились люди, а какая-то женщина с криком металась между ними, не зная, что делать, за что ухватиться.
Хату уже нельзя было потушить, и люди старались не пустить огонь дальше. Вера нерешительно глянула на шинель и узел: «Куда девать?» Пламя огромным столбом метнулось вверх, и возле крайней хатки Вера увидела двух девочек. Они сидели на одном из белых камней, тесно прижавшись друг к дружке, и со страхом смотрели на пожар. Старшая плакала, на ее щеках сверкали слезы, а младшая сидела тихо и только плотнее прижималась к ней. Вера подошла к ним.
– Чего ты плачешь, девочка? – наклонившись, спросила она старшую.
Та вытерла рукою слезы и недоверчиво посмотрела на незнакомую тетю, а младшая со страхом пояснила:
– В нашей хате позал.
– Это в вашей?
Теперь уже и старшая подняла на Веру заплаканные глаза, утвердительно кивнула головой.
– Не плачьте, девочки! – сказала Вера. – Сейчас потушим.
Она оставила возле камня свои вещи, погладила девочек по головкам и побежала к месту пожара. Здесь уже не было суеты и растерянности. Женщины, старики и подростки работали дружно, решительно, подчиняясь распоряжениям одного человека. Без шапки, но в свитке, с распахнутым воротом нижней рубашки, он сидел на соломенной крыше соседней хаты и то и дело зычно подавал команды:
– Воды сюда, воды!
Седые волосы и борода его были всклокочены, несильный ветерок над крышей отбрасывал их то в одну сторону, то в другую, а люди по приставным лестницам все подавали и подавали старику ведра с водой.
– Воды, бабы, воды давай! – неслось с крыши.
Вера схватила пустые ведра и тоже стала таскать воду. Она подавала ведра одно за другим, старик еле справлялся выливать их на крышу. Другие женщины водой из колодцев наполняли бочки. Ушедших в армию взрослых пожарников заменили подростки, они притащили с колхозного двора пожарный насос, направили тонкую струю из брандспойта на горящую хату, но струя, беспомощно шипя, исчезала в огромных языках пламени.
– Крышу с той стороны поливайте, крышу! – закричал им косматый дед. – Следите, чтоб там не занялось.
Ребята с отчаянной старательностью стали качать воду на крышу хаты, противоположной той, которую отвоевывал у огня старик. Там, едва держась за солому, беспомощно плакала женщина: солома могла загореться от первой же искры. Но как только струя воды стала бить по крыше, женщина начала громко подбадривать добровольных пожарных.
Огонь тем временем разрастался, вот-вот должна была рухнуть крыша горящей избы. Искры и даже угли могли полететь на соседние строения, если не уберечь их, пожар двинется дальше.
– Берите багры! – подал команду дед, и некоторые старики и, конечно, подростки бросились выполнять ее. Но к огню нельзя было подступиться.
Хозяйка горящей избы, закрыв лицо платком, подалась было к пламени, хотела зацепить багром за стропила, уже видневшиеся сквозь огонь, но тут же упала на землю. Женщины оттащили ее в сторону, облили водой. Придя в себя, она села, прижалась головой к срубу колодца и с отчаянием застонала. От кофты и волос ее пахло гарью.
Вера подавала и подавала ведра с водой. Она стояла на верхней перекладине лестницы, ближе к деду. Женщины, одна за другой, подносили ей ведра, и она их передавала на крышу. От сильной жары крыша очень быстро высыхала, и старик с удивительной подвижностью бросался то к одному, то к другому месту, заливая угольки и россыпи искр.
Но пожар достиг уже огромной силы. Все больше углей и искр летело на крышу. А тут еще начали обрушиваться перегоревшие стропила вместе с остатками пылающей соломы, кострицы и всего, что было на чердаке. После каждого обвала мутно-красное пламя поднималось вверх и тут же опадало на крыши соседних построек. На сады, на головы людей падали сизый пепел и угли. Выпрямившись с очередным ведром, Вера глянула на крышу и едва не закричала, не позвала на помощь, так затянуло все дымом, густо пронизанным искрами. Деда на крыше не было видно. Дым с искрами шуганул на Веру, и она с трудом устояла на лестнице, едва не выронив ведро.
– Где вы? – задыхаясь, позвала она.
Ответа не последовало, но через минуту Вера почувствовала, что кто-то выхватил из ее рук ведро. Она приподняла голову и в слегка рассеявшемся дыму опять увидела старика. Глаза его горели решимостью, мокрые волосы и борода слиплись и обвисли, стали черными от сажи и пепла. Отбежав к коньку крыши, дед обдал себя водой из ведра, видно, уже не первый раз, потом сорвал с плеч свитку и принялся бить ею по занимающимся на соломе язычкам пламени.