Рассказы. Том 5. Одержимость

Они согласились. Мы поднялись по лестнице. Я ненавижу покер. Я не люблю все азартные игры. Я не считаю их аморальными, но инстинктивно не приемлю спекуляции, где элемент риска зависит от случая. Но это было исключением. Я достал фишки и карты. Торгесен, Доктор Кассит, судья Пфлюгер, Харкер… и мы с Гриммом уселись вокруг стола. Я бы исключил Гримма, если бы это было возможно — высокий, худой сардонический писатель был доставляющим беспокойство элементом, и его присутствие не имело для меня ценности. Но это было его предложение, и я никак не мог от него отделаться. Олив постучала в дверь, прежде чем мы начали играть.

— Так вот ты где, — сказала она. — Я все думала, куда ты пропал, Перси.

Она улыбнулась всем присутствующим.

— Однако я вижу, что ты в хорошей компании. Кто-нибудь хочет, чтобы ему прислали закуску? Мы организуем шведский стол внизу через несколько минут.

Наступило неловкое молчание. Я почувствовал досаду.

— Очень хорошо. Я не буду вам мешать. О, Перси, я нашла кое-что для тебя. В старой маминой комнате.

Она подошла ко мне сзади и надела что-то на мои уши и нос.

— Очки, — хихикнула она. — Ты помнишь, мы не смогли найти их для твоего костюма. Они были у мамы в ящике. Сейчас. — Она отступила назад и оглядела меня. — Вот и все. Он действительно похож на Бенджамина Франклина, вам не кажется?

Мне не нужны были очки. Они режут мне глаза. Но меня охватило смущение. Я заставил себя улыбнуться и помахал ей рукой, чтобы она вышла из комнаты. Мужчины были поглощены раздачей фишек. Торгесен сидел на банке. Я вытащил бумажник и положил на стол стодолларовую купюру. Я получил стопку из двадцати белых фишек. Они играли за «красное». Очень хорошо… Я улыбнулся.

— Теперь немного красного, — сказал я, положил на стол ещё пять стодолларовых купюр и получил двадцать красных фишек.

— Так-то лучше, — прокомментировал я. Так оно и было. Ибо я хотел проиграть. Тысяча долларов или около того, вложенных должным образом сегодня вечером в проигрышную игру, почти гарантировали бы, что на мое членство будут смотреть с благосклонностью другие игроки. За моими рассуждениями стояла здравая психология. Я хотел проиграть, и более того, проиграть изящно. Любезно. Как джентльмен. Но это не сработало.

Я слышал о ясновидении, о телепатии, о шестом чувстве, о «чувстве карты». Все эти явления я всегда сбрасывал со счетов. И все же в этот вечер что-то сработало. Поскольку, прищурившись, я смотрел сквозь очки на карты, я мог читать с рук других игроков. Не глазами, а разумом.

«Пара восьмерок внизу. Поднимаю ставку. Возьму другую. Две дамы. Интересно, есть ли у него сильная карта? Лучше пас. Не стоит высовываться с этими десятками. Сброшу. Вернусь на новом круге. Буду блефовать для остальных».

Знание струилось ко мне ровным потоком. Я знал, когда сдавать, когда оставаться, когда поднимать, когда блефовать. Конечно, я хотел проиграть. Но когда человек знает, что делать, глупо отказываться от преимущества. Это логично, не так ли? Хорошее дело. Они уважали проницательность, здравый смысл. Как я мог помочь себе? Я не хочу останавливаться на реальных событиях игры, достаточно сказать, что я выиграл почти все раздачи. То, что я был способен поднять, блефовать, как я полагаю, они это называют, и всё из-за этого чудесного потока интуиции, истинного психического чувства, которое никогда не покидало меня. У меня было больше девяти тысяч долларов, когда Харкер сжульничал.

Напряжение от концентрации было чудовищным. Я не обращал внимания ни на время, ни на какие посторонние обстоятельства, ни на мысли, ни на движения. Это была всего лишь игра — чтение их мыслей — и расчет моих ставок. А потом: «я оставлю туза до следующей раздачи», подумал Харкер. Я почувствовал эту мысль. Ощутил силу, отчаянную алчность, стоящую за этим. Старик Харкер, стоящий три миллиона, жульничает за покерным столом.

На мгновение я испугался. Сделали следующую раздачу. Я сосредоточился. У Харкера под левым рукавом лежал туз пик. Он получил семерку и туза, да ещё имел туза с прошлой раздачи. У него будет три туза, если он поменяет семерку. У меня были королевы. Карты были розданы — четвертая, пятая. У остальных ничего не было; Гримм — мог бы сыграть. Харкер продолжал поднимать ставки. У меня оказалась еще одна дама пятой картой. Я поднял ставку, Гримм остался. Харкер снова поднял. Он злорадствовал. Разговор стал оживленным. Это была жизненно важная игра; банк оказался внушительный. Шестая карта принесла мне еще треф. У меня на руках оказался «фулл хаус». Комбинация для гарантированной победы практически в любой семи-карточной игре. У Харкера были свои тузы. Моя пара королев была для меня максимумом. Харкер поднял ставку. Я тоже поднял. Гримм вышел из игры.