Мы с Томом были свободны для всяких веселых игр и фокусов. Во-первых, мы заручились чудесным фото Франсес — прямо-таки аллегория «Свобода, несущая свет миру». Огромные глаза и благородный лоб. Фото это мы увеличили для плакатов — на шесть листов. (Фото в двадцать четыре листа наталкивает на мысль о подозрительно большом денежном фонде.)
Обзавелись мы и отличным фото Мак-Ная. То есть отличным для наших целей. Способ такой: досылаете двух фотографов на мичинг, где выступает ваш объект. Первый ослепляет его лампой-вспышкой, а второй повторяет то же самое в следующую секунду, прежде чем ваша жертва успевает совладать со своими рефлексами. Затем первый снимок выбрасываете. На нашей фотографии Мак-Най запечатлелся с выпученными глазами, разинутым ртом и немыслимо идиотским выражением лица — дебил, выдающий себя за олигофрена. Она была настолько великолепной, что пришлось ее слегка отретушировать. Затем я уехал в другой город и втайне отпечатал плакаты.
Мы выждали до последних дней и взялись за дело. Для начала мы будто исподтишка наклеивали призывы на наши собственные щиты поперек красивой мордочки Франсес, так что ее трогательно-печальные глаза смотрели на вас с мольбой прямо над надписью:
Утром мы с Томом поехали полюбоваться делом своих рук.
— Прелесть! — мечтательно произнес Том. — А нельзя ли, Джек, устроить так, чтобы Мак-Ная поддержала коммунистическая партия?
— Не вижу как, — ответил я с сожалением. — Но если это обойдется не очень дорого, то у меня есть в запасе парочка военных облигаций.
— Ничего не получится! — Он с сожалением покачал головой. — Но какая прекрасная мысль!
Главный удар мы припасли для кануна выборов. Обошелся он недешево… Но, погодите, все по порядку. В субботу мы, используя связи Тома, наняли десяток темных личностей, обязав их явиться в понедельник с двухдневной щетиной на мордах, а тогда скормили каждому по бутерброду с чесноком, снабдили листовками и устными инструкциями — позвонить в дверь, хорошенько дыхнуть в лицо хозяйке и сунуть ей листовку, злобно рявкнув: «Голосуйте вот так, дамочка!» Листовка содержала призыв
Мы поручили каждой образине примерно по четыре участка, главным образом в богатых районах.
А вечером была устроена факельная процессия в духе старого доброго времени — работа миссис Холмс и заключительный аккорд законной предвыборной кампании. Во главе шествовали символы республиканской и демократической партий — слон и осел. (Только Богу известно, где миссис Холмс раздобыла слона.) Первого украшал плакат
Мы с Томом полюбовались процессией и вновь взялись за работу. В эту ночь нам было не до сна.
Мы опять клеили плакатики — теперь на ветровых стеклах клеем по тексту. (Честное слово, в городе добрая половина машин не имеет гаражей опять-таки жилищная проблема!) До рассвета мы охватили все кварталы нашего округа. Том вел машину, а я сидел у открытого окна с ведерком воды, губкой и наклейками. Он притормаживал у очередной легковушки, а я нашлепывал наклейку так, чтобы она закрывала обзор водителю… и ее пришлось бы счищать со стекла. Надпись призывала:
Мы полагали, что это напомнит владельцам о выборах и подтолкнет проголосовать.
Сам я проголосовал, едва открылись избирательные участки, и завалился спать.
Проснулся я как раз вовремя, чтобы провести вечер в нашей штаб-квартире пустующем здании, которое мы арендовали на последний месяц кампании. Наблюдение на участках и за верностью подсчета голосов меня не интересовали — эта была сфера миссис Холмс, но пропустить поступление сведений о результатах с участков я никак не хотел.
Все вечера ожидания результатов похожи друг на друга — те же дружелюбные алкоголики, те же тесно сгрудившиеся у радиоприемника люди, то же нарастающее напряжение. Я взял банку пива с картофельной соломкой и присоединился к обществу у приемника.
— Есть что-нибудь? — спросил я у миссис Холмс. — А где Франсес?
— Пока нет. Я заставила ее прилечь.
— Лучше приволоките ее сюда. Кандидат должен быть на виду. Когда люди трудятся за ради дружеского похлопывания по плечу, им надо обеспечить это похлопывание.