Рассказы старого лешего

Мы оба призадумались и долго молчали. Близился рассвет, и небо стало бледнеть. В кустах запела птичка. «Крапивничек поет! Это пятый час, — сказал леший. — Ну, мне пора. Пойду к своей старухе. Прощайте. Спасибо за ласку!» И он исчез, а я заснул крепким предрассветным сном.

На другой вечер в моем окошке опять появилась голова с небольшими рожками.

«Вы не сердитесь на меня? А я опять пришел побеседовать с вами. Много есть всяких вопросов. Вот я и пришел. Сказал я вчера своей старухе, что вы советуете бежать отсюда, так она такой тарарам подняла, я уж поскорей от нее в кусты… Кричит: „С ума ты сошел, старый хрыч, собрался на Байкал ехать! Да на чем ты поедешь, старый дурень? Ступа-то у меня сгнила, вся растрескалась, на ней далеко не уедешь, на метле хорошо только на короткое расстояние, а ежели далеко… Сидеть-то на ней неловко! Да и привыкла, говорит, я к этим местам“. Что делать? Не будешь же спорить со старухой. Она тут привыкла, тут у нее на селе, в старых домах, много родных, знакомых и подружек: домовые, дворовые, кикиморы, шишиги, шептухи, овинники, а в реке водяной ей дядей приходится. По ночам она привыкла с русалками в подкидного дурака играть. А ведь привычка — вторая натура. Придется нам тут остаться — как-нибудь устроимся».

Леший печально вздохнул и стряхнул с шеи лесного клопа.

«Вы не спите?» — спросил он меня.

«Вот что, дорогой, если вам что-то надо от меня, то говорите поскорей и уходите — я спать хочу!»

«Уж чуточку потерпите — я не долго… Участок у вас большой и лесок есть, а ежели по моим советам поступать будете, то годика через три-четыре тут такая чащоба будет — прямо медвежий угол. Вот я вас и прошу — не копайте землю, не корчуйте деревья и кусты — пусть все растет, как ему хочется. Вы сами увидите, какая красота будет. Тайга! Берите краски и пишите прямо с крыльца. Вам никуда и ездить не надо — все дома будет, и цветы будут расти. Наши русские цветы: кукушкины слезки, колокольчики, иван-да-марья, анютины глазки. Красота! А сколько будет ландышей! Сплошь засядут под кустами. Да что там цветы? Птичек сколько будет! Гнезд понастроят и на ветках, и на земле. Только ходить надо осторожно, чтобы не наступить на гнездышко. На земле пеночка построит свой шалашик, и овсянка, и козодой, а на кустах — сорокопуты, дрозды, в дуплошках синички, вертишейки, и все петь будут, и на всех вы в бинокль любоваться будете!» Что еще мне говорил леший, я не слышал — я спал крепким сном. Спал и не слышал его добрых советов.

Я купил железную лопату, грабли, топор и принялся переделывать природу на свой лад. Надо было раздобывать посадочный материал. Привезли из Коломны целый воз кустов сирени, жимолости, жасминов. Несколько человек художников из нашего кооператива поехали в Мичуринск за яблонями и грушами. И пошла работа! Выкорчевали прекрасные замшелые пни, чудные кустики можжевельника, полетели осинки, березки, нарыли ям, вскопали землю.

Я забыл мудрый совет лешего. Не надо было покупать лопату, не надо было копать землю… И завертелась машина… Уж некогда было любоваться природой, некогда было слушать птиц, ходить купаться, некогда говорить с соседями, разложить пасьянс. Надо было сажать, копать, удобрять, полоть, обрезать, поливать, поливать без конца.

Выросли чахлые кустики, чахлые деревца. Потом покупались машины навоза, машины химических удобрений, привозилась земля. Сколько денег было закопано в эту землю — это никто сосчитать не сможет, да и не нужно считать. Леший, по-видимому, на меня обиделся и беседовать со мной не приходил.

Была темная летняя ночь. Все в природе как будто притаилось, притихло и чего-то ожидало. Деревья стояли неподвижно, не шевелился ни один листок, даже замолчали лягушки, даже ночные бабочки куда-то попрятались, даже светляки потушили свои фонарики. Иногда на горизонте слабо вспыхивали зарницы, казалось, что какой-то великан мигает глазами. Мигнет, осветит и опять захлопнет веки. Издали все ясней и ясней доносились раскаты грома. Гроза приближалась медленно, но верно.