Рассказы старого лешего

В пещере горел небольшой огонек, и было тепло и уютно. На шкуре дикой козы лежал маленький, недавно родившийся ребенок. Он задирал ножки кверху, пускал ртом пузыри и тихонько гулькал. Рядом с ним сидела его мать, молодая стройная женщина, и старательно обгрызала засохшую кость. На женщине был надет через голову обрывок волчьей шкуры. Другой одежды на ней не было. Кость всецело поглощала ее внимание, и только иногда, мельком она взглядывала на ребенка. Ей и в голову не приходило, что это лежит не простой ребенок, каких много, а гений. Великий гений, такой, какие родятся раз в столетие, а то и еще реже.

О том, что бывают на свете гении, она никогда не слыхала, и такие вопросы нисколько не интересовали ее. Она умела разминать шкуры и делать их мягкими, бархатными и приятно согревающими тело. Она умела обдирать убитых животных, разрезать кремневым ножом мясо, коптить его и поджаривать, нанизав на палочку. Чего ж вам больше? Она еще умела петь песни и плясать праздничный танец. Она была женой вождя, и мяса и необглоданных костей ей доставалось больше, чем другим женщинам, и она была более упитанной, и, кроме того, на зависть всем подружкам, на ней висело множество всяких украшений: красивые пестрые раковины, яркие перья птиц, блестящие жуки и зубы зверей. Она обглодала наконец кость, высосала из нее мозг и стала подкладывать сухие веточки в костер.

Будущий гений продолжал задирать ножонки, пускать слюни и благодушно гулькать. Жизнь человека всегда висит на волоске, и все случайно. Смерть караулит нас и нападает из-за угла. У входа в пещеру, прячась за камень, стояла гиена. Она жадно смотрела на ребенка, и нижняя челюсть ее дрожала. Еще один прыжок, и комочек живого мяса затрепетал бы на желтых клыках гиены, но зоркие глаза женщины заметили зверя, и, мгновенно схватив горящую ветку, она бросила ее в оскаленную морду. Гиена злобно зарычала и, как тень, исчезла.

Женщина положила еще веток в костер, перенесла ребенка в глубь пещеры и от нечего делать стала распускать и снова нанизывать свои роскошные ожерелья из зубов диких собак.

Ребенок был спасен. Ребенок вырос, и его рукой стены пещер были покрыты великолепными рисунками мамонтов, зубров, диких лошадей, шерстистых носорогов.

Прошли сотни веков, и вот теперь мы с восторгом смотрим на эти гениальные рисунки. Сколько в них жизненной правды, как верны пропорции, как тверд и прост рисунок, и это в то время, когда человек еще очень недалеко отошел от зверя, когда он еще не умел строить жилища, не варил себе пищи, не носил почти никакой одежды.

На земле в пещере около костра сидела женщина, уже немолодая, одетая в обрывки шкур и увешанная бусами из раковин и зубов. Она удивленно смотрела на сына, кремневым зубилом и молотком прорезавшего контур громадного мамонта, занявшего всю стену. Закончив контур, художник рукой и куском кожи стал мазать мамонта темно-бурой охристой грязью, и громадный зверь в полутемной пещере все больше и больше оживал.

Покончив с рисунком, художник поднял с земли копье и стал колоть воображаемого мамонта длинным и острым копьем с отточенным рогом антилопы на конце. Надо было убить этого нарисованного зверя, иначе он уйдет со стены и покалечит многих охотников, художник ударил его в сердце и отскочил в сторону, боясь, что мамонт упадет и задавит его.

Но мамонт не упал, а продолжал стоять неподвижно, не обращая внимания на удары копьем. В то время, когда художник копьем поражал нарисованного зверя, женщина в страхе прижалась к дальней стене, каждую секунду ожидая, что разъяренное животное бросится на ее сына и затопчет его, но зверь не двигался и только злобно глядел на людей. Он был, конечно, заколдован: художник — великий колдун.

ТЯЖКАЯ ДУМА Леший

Тихо шумят вершинами сосны, чуть слышно шелестят молодыми листочками березы. Не слышно пения птиц, не промелькнет заяц. Грустно бредет по мертвому лесу косматый леший. Леший стар. Он помнит далекие времена, счастливые годы, когда лес жил полной жизнью, когда с утра до ночи пели птицы, высоко в вершинах клекотали орлы, ворковали голуби, трещал козодой; внизу с куста на куст перелетали мелкие пичужки, а крупные звери без опаски паслись стадами на лужайках. Иногда не спеша проходил бурый медведь или бесшумно кралась ловкая хищница рысь, и в лесу не валялись консервные банки, не блестели осколки бутылок. Грустно смотрит на них старый леший и старается обходить подальше остатки костров, ужасных, гнусных памятников человеческой дикости. Набросанные бумажки, поломанные ветки, срубленные молодые деревца, битые бутылки, стреляные гильзы, а иногда и брошенная убитая птица — сова, или сойка, или дятел.