Рассказы старого лешего

— Какую ты городишь чепуху! Ты художник, и твоя сфера — искусство. Охрана природы — дело зоологов, охотоведов, агрономов. Пусть они и занимаются этим. А ты отыскивай сочетания красок, формы пятна, оригинальные композиции.

— Дорогая Муза, вы не правы. Мне вовсе не все равно, что писать. Да заставьте меня писать машины или натюрморты из предметов обихода — я завяну, и ничего у меня не выйдет. Когда же я пишу пейзажи, пишу животных, я как будто нахожусь там, я живу вместе с ними, я вдыхаю ароматы трав, деревьев или степного ветра, морозного воздуха.

— Ну, хорошо, — сказала Муза. — Пиши, рисуй все, что тебе нравится, но ведь дело не в сюжете. Старайся найти что-то новое, но, конечно, не только новое, но и такое, которое лучше, интересней говорит за себя, лучше обрисовывает зверя или птицу, полней дает настроение от пейзажа.

— Дорогая Муза, подскажите мне, натолкните меня на что-нибудь интересное. Вот я сижу и ничего не могу придумать такого, что захватило бы меня, увлекло.

Муза подумала и сказала:

— Возьми папку с эскизами и внимательно пересмотри их. Ты, наверно, найдешь что-нибудь в них. Не торопись, спокойно обдумай пятна, краски. Все обдумай. Сделай еще несколько эскизов, и тогда уже ты будешь знать, что и как надо изобразить, и тогда у тебя перед глазами будет ясная картина. Сделай еще эскиз и по нему пиши. Вот и все.

— Милая, дорогая Муза, как я вам благодарен!

Мы выпили еще по стаканчику рислинга, и я принялся за эскиз.

ХУДОЖНИК Эскиз

Художник поставил свой складной стульчик, положил на него папку с ватманом и сумочку с рисовальными принадлежностями, а сам сел на пенек, прислонился спиной к толстому стволу старой березы, закрыл глаза и полностью отдался теплу, тишине и радостному чувству общения с природой.

Лесная тишина полна звуков, но звуки эти не нарушают тишины.

Вот зашуршала в прошлогодней листве мышка, вот короткими прыжками спускается по стволу сосны поползень, вот с тонким писком два королька обшаривают веточку ели, и где-то далеко-далеко чуть слышно воркует горлица.

Легкий ветерок ласкает лицо художника. «Баю, бай!» — жужжит большой черный жук-усач, пролетая мимо. «Баю, бай!» — шепчут робкие осинки, трепеща листьями. «Баю, бай!» — поет зяблик на вершине березы.

Перед художником стоит муравей, он упер передние лапки в бока и насмешливо улыбается. «Отдыхаете?! Все работают, а вы изволите отдыхать! Вдохновения ждете. Мы вот, муравьи, без вдохновения целый день работаем, а иногда и ночь прихватываем, а вы вдохновения дожидаетесь. Прекрасно. Хотите уподобиться той стрекозе, что все пела и „оглянуться не успела, как зима катит в глаза“?.. Лодырь вы, милостливый государь!» Муравей даже досадливо плюнул.

«Простите, что я вмешиваюсь в вашу беседу… — пискнул крошка крапивничек, высунувшись из хвороста. — Я считаю, что вы не правы, уважаемый муравей! — Крапивничек задорно поднял свой хвостик и прыгнул на вершинку маленькой елочки. — Таскать сучки или еловые иголки можно и без вдохновения, но петь… творить… Искусство — это божественный дар, и его надо беречь, а не запрягать, как ломовую лошадь, в тяжелый воз. О, как я пою наши старинные песни! Но я пою их только тогда, когда мое сердце наполняется ими и я уже не могу не петь! К старым песням я прибавляю свои, слышите, свои, новые, вдохновенные!» Он вздергивал коротышкой хвостиком и вертелся во все стороны, глаза его блестели, как два черных бриллиантика. И он запел! Было непостижимо, как мог такой громкий, чистый звук вылетать из такого крохотного горлышка, из существа величиной с орех. Его песня, громкая, звучная, оглашала лес, и ей откликался и щегол-турлукан, и пеночка-трещотка, и звонкоголосый зяблик.

«Я удивляюсь на вас, — сказал заяц. — Человек спит, а вы тут споры и концерты устраиваете. Надо пуще всего тишину беречь. Тишина — это жизнь, покой. У меня нервы слабые, я шум не переношу. Придет осень, и лист с деревьев падает. Не могу: нервы не выносят. Из леса ухожу в поле… или вот когда буря и дождь, верите ли, так нервы истрепятся, совсем больной».