И потом я позвал проводника и спросил, не видел ли он в поезде человека, похожего на Алтона, и, разумеется, мне пришлось его описать. И пассажир начал выспрашивать у меня, как выглядит мой товарищ. Это был человек с подозрительными бакенбардами, с большими обвислыми усами, обутый в щегольские кожаные ботиночки. Говорил он высоким тонким голосом. Я довольно-таки подробно описал ему инспектора: дюжий, чисто выбритый, высокий человек. И затем он сказал:
— А в каких он ботинках?
— Ботинках? — переспросил я. — А это вам зачем?
— На платформе особенно бросаются в глаза ботинки, — сказал он, — по ним можно узнать кого угодно.
— О, это очень большие ботинки, — сказал я.
Таковыми они и были, даже для меня. А для этого человечка, съежившегося на угловом сиденье, они были бы огромны вдвойне.
— Ах, кажется, я понимаю, о каком человеке вы говорите, — сказал он своим странным голосом с неким акцентом, распознать которого я не мог. — Я совершенно точно видел именно его возле вагона и помогу вам его отыскать.
— Осталась всего минута, — сказал я.
— Возможно, он еще придет, — сказал он.
И тут мы тронулись.
— Что же теперь делать? — спросил я Линли.
— А куда вы с вашим товарищем собирались, могу я поинтересоваться? — спросил человечек в углу, увидев, что я выглядываю на перрон.
— Порыбачить, — ответил я.
— О, это приятное занятие, — сказал он.
— А у нашего товарища вся наживка, — объяснил я ему. — И теперь он отстал.
— Какую наживку вы собирались использовать? — спросил он.
— Червей, — отозвался Линли, к моему великому изумлению.
Но человечек в углу вовсе не казался удивленным. Он ничего не сказал Линли, а мне сказал:
— А мы с вами раньше не встречались? Мне кажется, ваше лицо мне знакомо.
— Не думаю, — сказал я. — Меня зовут Сметерс.
— А, — сказал он. — А меня зовут Алтон.
— Алтон? — спросил я. — Но не инспектор же Алтон!
— Отчего же? — сказал он. — Разве вы не узнали меня по моим ботинкам?
Линли молча посмеивался над моим ошеломленным видом. Так, значит, он уже обо всем догадался раньше меня. Но не сильно раньше, надеюсь. Я чувствовал себя очень глупо, но тут у меня возникло здравое предположение.
— Жмут, наверное, да? — спросил я.
— Да нет, не беспокойтесь, — ответил он.
Само собой, это было неправдой.
— Может, в поезде их стоит снять? — спросил Линли.
— Думаю, так и сделаю, — сказал инспектор.
И он тут же снял ботинки, заменив их на пару огромных тапочек, которые были у него в полевой сумке. Заодно он снял и свой акцент, и пропал этот странный голос, и я начал его узнавать, несмотря на подозрительные бакенбарды. Забавно, насколько больше он стал казаться, он вылез из своего угла, как улитка из раковины. Линли вытащил из кармана револьвер и протянул его Алтону.
— Я для вас захватил вот это, — сказал он.
— А у вас есть лицензия? — спросил Алтон.
— Нет, — ответил Линли. — Но он метко стреляет.
— Мы их вообще-то не имеем права использовать, на самом деле, — сказал инспектор, кладя револьвер себе в карман.
— У нас по одному на каждого, — сказал Линли, показывая на меня.
— В них не слишком много толка, — сказал Алтон. — Он все равно будет вооружен лучше нас. Мы не сможем прорываться в дом с оружием, а когда мы туда проникнем, нам оружие уже не понадобится.
— Почему? — спросил Линли.
Тут инспектор Алтон вытащил из кармана стеклянный шар наподобие теннисного мяча. Он положил его в левую руку и вынул две пары очков в резиновой оправе, с завязками вокруг головы, и вручил нам по паре.
— Когда этот шар разобьется в комнате, — сказал он, — мы сможем все видеть, а он — нет.
— Слезоточивый газ, — сказал Линли.
— Совершенно верно, — сказал инспектор.
И тут мне пришло в голову, что две вещи в мире очень сильно перепутались — преступный мир и Скотланд-Ярд.
— Будет крайне сложно, — сказал он, — проникнуть в дом.
Затем они это пообсуждали и так и сяк и построили кучу планов, и проблема заключалась в том, что все они были нехороши. У Алтона была схема дома, три или четыре схемы, которые ему поездом прислал констебль из Хенби, и я несколько раз услышал фразу: «Но это хорошо просматривается из того окна». Существовало множество способов проникнуть в дом, но лучший из тех, что им удалось придумать, подразумевал, что мы потеряем двоих к тому моменту, когда третий проникнет в дом.
— Как же нам поступить? — наконец спросил Линли.
— Я подойду к двери и позвоню в звонок, — сказал Алтон.
— А он откроет? — спросил Линли.
— Ну, — сказал Алтон, — я бы предположил, что такой тип не откроет ни за что.
И дальше этого они не продвинулись. Так что я решил, что пора мне встрять, хотя они некоторое время не обращали на меня никакого внимания.
— Берусь проникнуть в дом, — сказал я.
— Вы? — удивился инспектор.
— Да, я раньше промышлял торговлей вразнос «Нямнямо», соусом для мяса и острых блюд.
Душа Андельшпрутц
— Но как вы проникнете в дом? — спросил он.
— О, есть много разных способов, — ответил я. — Если б я их не знал, я бы на продажах «Нямнямо» ничего не заработал.
— Однако этот тип наверняка вооружен, — предупредил Линли, — и он вас в дом пускать не захочет.