Большие желтоватые белки Маду, похожие на бильярдные шары, покрываются блестящим глянцем любви к родине.
— У тебя есть семья?
— У Маду есть жена.
— Красивая?
Ухмылка, которая говорит: подумай своей белой дырявой башкой, разве у бизнесмена Маду может быть некрасивая жена?
— У Маду самая красивая жена во всем центральном квартале Уасу. Ее бедра — как ствол пальмы.
Маду почему-то внимательно смотрит себе на штаны.
— А, ну если как пальмы, тогда, конечно… А дети у тебя есть?
— У Маду только шесть детей.
Это сказано с досадой. Мало.
— Ух ты! И сколько же им лет?
Маду не торопясь загибает пальцы:
— Старшему сыну Маду шесть лет. Второму сыну Маду пять лет. Первой дочери Маду четыре года. Второй дочери Маду три года. Третьему сыну Маду два года. Третьей дочери Маду один год. У Маду три сына и три дочери. Самый старший ребенок Маду — сын. Самый младший ребенок Маду — дочь. У Шефа-мужа и Его жены сколько детей?
— Один сын.
На лице у Маду боль сострадания. Он даже немного смущен, растерян. После паузы тактично:
— В восточном квартале Уасу у Маду есть друг. Колдун Тото. Он знает «траву ста сыновей». В следующем мае Маду может привезти траву. Шеф-муж и Его жена будут в Фоллонике в следующем мае?
— Мы не знаем, Маду. Возможно.
— Маду привезет «траву ста сыновей». Она стоит недорого.
Молчание. Мы на этот раз ничего не говорим. Ждем. Маду тоже ждет. Начинается бизнес. Какой-то виртуальный. Нам, понятно, не нужна никакая трава. И в Фоллонику мы больше, ясное дело, не приедем. Но это не важно. Удивительный человек Маду. Дипломат, философ, поэт. Прямо Грибоедов.
— В мае в Фоллонике очень хорошо.
Вот так. Не в лоб, не про цену. Про погоду. Он кружит над нами, как черный ворон.
— Фоллоника — хороший город, — продолжает Маду. — Он похож на Уасу.
— Уасу — это твой родной город? — спрашивает «Его жена».
— Уасу — родина Маду. Это сердце Гвинеи.
После паузы:
— Там живет Тото.
Еще пауза.
— В восточном квартале. Когда у Мбамбы совсем заболела жена, Тото дал ей «траву ста сыновей».
Еще пауза. Искусственный зевок.
— Сейчас у Мбамбы двенадцать детей.
— Ух ты! Больше, чем у тебя?
— Конечно. Потому что Тото дал Мбембе «траву ста сыновей». Она недорогая.
Мы молчим. Что будет дальше? Ну же, Мадушечка, не подкачай!
Но Маду на высоте. Он лениво показывает длинным ваксовым сверху и розовым снизу пальцем куда-то в жемчужную дымку моря. Держит его с минуту не опуская.
— Уасу там. Там жена Маду. Ее бедра — как ствол пальмы.
Пауза. Маду свободной рукой быстро поправляет себе что-то в штанах.
— Уасу далеко. Как раз сейчас там цветет «трава ста сыновей».
Пауза. Маду вынимает руку из штанов и не выдерживает.
— Она совсем дешевая. Пятьсот долларов пакет.
Ай да Маду!
— Ого! — восклицают «Шеф-муж» и «Его жена». — А пакет-то хоть большой?
Маду небрежно показывает примерный размер пакета. Понять размер нельзя. Руки Маду как будто со всех сторон мнут невидимую пуховую подушку в воздухе.
— Средний пакет. Не большой и не маленький. Хороший пакет. Как раз такой, который стоит пятьсот долларов. Это дешево. По пять долларов за каждого сына. Хотя Шеф-мужу и Его жене Маду отдаст «траву ста сыновей» за четыреста девяносто пять долларов. Маду не жадный.
Щедрость Маду нам очевидна.
— Ладно, Маду, — говорит Шеф-муж. — В следующем году мы обязательно приедем и купим «траву ста сыновей». Но совсем маленький пакет за десять долларов.
Маду нельзя узнать. Дипломат, Поэт и Бизнесмен уходят. Приходит Актер. Качалов? Станиславский? Не знаю. Маду делает совершенно потерянное лицо:
— Десять долларов?!
Он шокирован, возмущен, обескуражен, убит. Он даже, кажется, бледнеет, если только негры умеют бледнеть.
— Десять долларов за «траву ста сыновей»?!
Пауза. Маду падает на песок и начинает хохотать. Он катается по песку. Хлопает себя по коленям и животу. Закатывает глаза. Дергает ногами. Спектакль продолжается минут пять.
Если бы Станиславский в это время сказал Маду «не верю», я бы дал ему (Станиславскому) пощечину. Театральной программкой спектакля «Чайка». Прямо при Немировиче. И Немировичу бы дал заодно. Чтоб не поддакивал Старику.
Наконец Маду успокаивается. Он вытирает слезы, отчаянно качает головой, приговаривая:
— Десять долларов за «траву ста сыновей»!.. Десять долларов за траву!.. Жалко, этого не слышат Тото и Мбемба. Да… десять долларов… По десять центов за сына… Да… Шеф-муж — остроумный человек. Наверно, Его жена не скучает с ним… Да… Тото и Мбемба хорошо посмеялись бы.
Маду утирает слезы, качает головой. Садится. Затихает. Смотрит на море. Задумчиво чешет грязновато-розовую пятку. Держит паузу. Начинается новый налет:
— Сегодня хороший день.
А еще говорят, что это британцы придумали смол-ток про погоду.
— Такая погода в Уасу круглый год. Обычно в это время жена идет на рынок. Все женщины в это время идут на рынок. И жена Маду тоже идет. Медленно. И бедрами она делает туда-сюда.
Пауза. У Маду нежно розовеют белки глаз.
— У нее бедра, как ствол пальмы, раскачиваемый ветром. Я сейчас приду.