В конце концов он сдался, но не сказал жене, что фирма «Бервальд и Сын» уже не раз предлагала ему продать участок целиком, а когда получила отказ, изъявила готовность удовольствоваться половиной сада. Муниципальному советнику давно мозолил глаза Грасманов сад, эта территория, граничившая с его собственным участком, нужна была Бервальду для какой-то лишь ему одному известной градостроительной затеи, осуществление которой сулило немалый барыш. Когда садовник явился к нему с планами перестройки, строительный подрядчик так охаял его старый дом, что владелец впервые уяснил себе, в какай развалюхе он живет, и уступил настояниям жены построить совсем новый большой дом, тем более что господин Бервальд, заручившись первой ипотекой на весь Грасманов участок, пообещал осуществить постройку без оплаты наличными. Фрау Грасман не уставала восхвалять отзывчивость муниципального советника, который к тому же доказал им, что они смогут с легкостью погасить долг и проценты, сдавая дачникам три комнаты, маленькую отдельную квартирку и выручая доход от лавочки, где приезжие будут покупать овощи и цветы: у них еще останется кругленькая сумма, не говоря уже о растущей стоимости участка.
Три года простоял дом, пока не настали суровые времена— тяжелые экономические условия в Германии так прижали небогатых людей среднего класса, приезжавших обычно на летний отдых в Хольтенроде, что путешествия сделались им не по карману. Господин Бервальд не торопил с выплатой процентов и погашением долга, он просто велел вписать в поземельную книгу вторую ипотеку с отсрочкой платежей на следующие три года, и так же, как первая, она была снабжена «золотой оговоркой». Через некоторое время фирме «Бервальд и Сын» тоже понадобились деньги, и она, хоть и не сразу, согласилась погасить вторую ипотеку за счет продажи части сада. Сколько Генрих Грасман ни бегал, но другого желающего дать ему деньги под вторую ипотеку он так и не нашел.
В тот день, когда сад перешел к новому владельцу, Генрих Грасман утратил первую долю своего хладнокровия, вместе с садом он лишился нескольких опор. Пока еще он не возымел недоверия к фирме «Бервальд и Сын», хотя друзья и показывали ему, как стягивается петля. Прошло еще два года, и вот, когда ипотеки поспели, как вспенившееся пиво, господин Бервальд затянул петлю. Кто бы мог осудить его за это при тогдашней конъюнктуре на земельном рынке? Садовник и сам не мог этого сделать, только когда господин Бервальд рассказывал ему про обязательства большой фирмы, вид у него был расстроенный и печальный.
Однако его не менее мрачную жену распалило вспыхнувшее злорадство кое-кого из соседок, которым кажущееся процветание семьи садовника и явная заносчивость фрау Грасман давно уже внушали угодливую зависть, и она решительно направилась к господину Бервальду.
Ей пришлось ходить к нему не однажды, и когда в последний раз она вернулась с ощутимым результатом, то выглядела довольно-таки подавленной. Добилась ома лишь отсрочки на один год. Этого жалкого успеха соседям оказалось достаточно, чтобы все более определенно называть цену, которую фрау Грасман якобы заплатила за столь необычную отзывчивость короля Хольтенроде. Содержала ли эта сплетня долю истины, поскольку король Хольтенроде слыл непобедимым и по части женского пола, или была плодом чтения дешевых повестушек, где, в подражание классическим романам и драмам, хождение красивой женщины на поклон к разрушителю ее семейного очага образует роковой узел действия, — осталось неизвестным. Разве что Генрих Грасман с тревожно-выжидательным выражением лица попрекнул жену этой сплетней, на что она ответила ему лишь презрительным смехом и словами:
— Ты, паяц несчастный, и жену-то себе сам сыскать не мог! Так поделом же тебе, если ее уведет другой!
Когда трехлетний срок подошел к концу, фрау Грасман еще несколько раз ходила к господину Бервальду, напоминала ему о продлении срока, однако она, должно быть неправильно его поняла, — он ведь ей ничего не гарантировал. Участок был продан с торгов. Фирма «Бервальд и Сын» приобрела его законнейшим образом, так как. предложила самую высокую цену, настолько высокую, что некоторые жители Хольтенроде, хоть и знавшие муниципального советника, все же поверили слухам, которые он потихоньку распускал сам: он-де заплатил с лихвой, чтобы дать этой семье возможность снова стать на ноги. На самом же деле у садовника после погашения долгов с процентами и процентами на проценты осталось всего несколько сот марок. А с этими деньгами в один прекрасный день, когда он в очередной раз отправился на тщетные поиски работы, жена его удрала в Берлин. К сердобольным родственникам, писала она, раз уж сам он не в состоянии прокормить семью. Сына она отдала на попечение садовнику в имении, где мальчик со временем сможет чему-то выучиться, чтобы из него вышел дельный человек, а не такая тряпка, как его отец.