Я не знаю. А оба молодых человека упрямо молчали, хмуро оглядывая комнату. Сюда, кроме меня, привели и лысеющего мужчину во всем темном, с сероватым лицом упыря. Чем-то похожий на плененного Наполеона, только руку он держал не за отворотом фрака, а в кармане кофты.
Решение пришло само и неожиданно. Последним из вертолета выбрался и прохромал в комнату старик, будто сошедший с литографии позапрошлого века: в серой кофте, подбитой на локтях кожаными заплатами, и с сухим лицом потомственного бухгалтера. Оба руссиш-яппи тут же пришли в движение. Один услужливо отодвинул стул, помогая сесть, второй выложил на стол тонкую пепельницу, кисет и раскрыл портсигар. Внутрие оказались пустые картонные гильзы.
Старик сел, обвел комнату слезящимися глазами. Затем расшнуровал кисет, наполнив комнату ароматом табака. Желтыми пальцами стал набивать папиросу.
Я подумала, что, возможно, когда-то видела его лицо… По телевизору? Наверно. Откуда же еще… Вместе с этим лицом кружились какие-то слова – не то никель, не то металлургия, не то нефтепереработка…
В комнате было очень тихо. Только шуршала гильза в пальцах старика.
Набив ее, он чуть отставил руку. К ней наперегонки бросились с зажигалками Филипп и Константин.
Медленно затянувшись и выпустив дым, старик поглядел на Степана.
– Ты уже ввел их в курс дела?
– Подвел.
– Замечательно… – Старик мельком глянул на лысеющего человечка в черном, затем уставился на меня. – А вы, значит, наша роза?
– Оля, – сказала я.
– Роза, Оля, Юля… Вы замечали, какая каша в головах у наших людей?..
– В каком смысле?
– Вас никогда не смешили эти бритые ребята с кровавыми коловоротами на рукавах? С римскими салютами и кусками арматуры? Ходят по рынкам, ловят смуглолицых, ради спасения нации…
– Что же тут смешного? – заметил лысеющий человек в черном.
– А вы никогда не видели, какое выражение проступает на лицах у этих же самых бравых спасателей родины, когда невзначай упоминают Рублевку? Этакий завистливо-благоговейный туман в глазах и секундное оцепенение… Что у них в голове, хотел бы я знать? Может быть, они думают, что Россию в Эритрею-на-Волге превращают грузинские лоточники? Или это китайские сельхозрабочие высасывают бюджет откатами? А может, турецкие шмоточники уезжают с рынка по встречной с синими мигалками? Для проезда студентов из Нигерии ежедневно перекрываются дороги в Москве? Таджикским дворникам прислуживают, как последние халдеи, вся милиция, суды и спецслужбы?
Он помолчал, постукивая по столу новой гильзой.
– Чистый феодализм… Все декорации на месте. Уже давно главные мироеды собраны в одном месте. Но когда же представление? Где герои? Где бравые русские парни с коловоротами на рукавах, которые битой и каленым железом вытравят эту плесень из государственной машины? Где десятки тысяч бравых ребят, штурмующих цитадель зла? Врывающихся в золотые поселки на Рублевке, где на одного толкового дельца – по три вора-генерала, пять мошенников и десять взяточников? Где они – те, кто вычистят эти авгиевы конюшни? Кто отрубит руки взяточникам, линчует проходимцев, распнет продажных генералов, вырвет языки демагогам? Где эти бунтующие сердца, не терпящие лжи, унижений и рабства? Где они? Почему бегают за инородцами, а не спасают свою страну?
Он вдруг скомкал гильзу и швырнул прочь.
– И где инженера душ, которые должны регулировать их сердечный огонь?! Направлять! На обитель зла! Где они? Чем заняты? Молчите, совесть нации… Страна рабов и раболепных псов… Одни бегут, другие смирились, остальным и в голову не приходит, что жить можно и не в рабстве… Откуда это, с каких пор? Православие виновато? Византийщина вкупе с прививкой монгольской души? Бес его теперь разберет… Что молчите, инженера душ? Поджигатели человеческих сердец…
– Вы хотите большой крови? – сказал человек в темном.
– Я хочу, – загремел старик, – чтобы нынешние карапузы выросли не рабами, как их родители! А господами своей жизни, хозяевами страны! Чтобы когда придет их черед подмазывать, первый намек на это они воспринимали первый раз как дурацкую шутку, а второй – как кровное оскорбление! Чтобы глядели на каждого чиновника, как на стажера, кукующего из своего окошка на птичьих правах! Чуть что, шевельну пальцем, и пойдешь панель подметать! И чтобы каждый чиновник или служака, глядя в глаза этих новых людей, видел все это. Чувствовал! До дрожи в селезенке!.. Слуги народа… Слуг должно держать в страхе и строгости! В страхе и строгости!
– И как вы этого собираетесь добиться? – спросила я. – Очередными скучными проповедями о том, что лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным?