Рассказ начат в Ницце, в конце 1897 г. 15 декабря Чехов пишет редактору журнала В. А. Гольцеву: «Рассказ я пришлю, но едва ли успею сделать это раньше февраля… сюжет такой, что не легко пишется…» Писателю трудно работалось на чужбине, тяготила курортная обстановка: «стол чужой, ручка чужая и то, что я нишу, кажется мне чужим» (ему же, 29 января 1898 г.). «Здесь до такой степени неудобно писать, или я в таком настроении, что у меня не выходит ничего путного. Дома в своем флигеле я сразу приведу себя в порядок» (В. М. Лаврову, 25 февраля). Возвратившись в Мелихово, Чехов в мае отсылает рассказ в «Русскую мысль», однако 6 июня попросил его обратно, заменив «Человеком в футляре», «Ионыча» же передал «Ниве».
Случай из практики
Интересно свидетельство студента-медика Н. Н. Тугаринова, который 22 января 1899 г. извещал Чехова о больших «разговорах и спорах» о его творчестве, в частности — о «Случае из практики»: «…3/4 восхищалось и млело, а другие, наоборот, брюзжали» («Из архива А. П. Чехова». М., 1960, с. 244).
Душечка
Рассказ, высоко ценимый И. А. Буниным (ЛН, с. 677) и Л. Н. Толстым. Толстой особенно любил «Душечку». Вскоре после появления рассказа в печати И. И. Горбунов-Посадов писал Чехову о том, как Лев Николаевич «чудесно, с увлечением» читал «Душечку» и был «в восторге от нее. Он все говорит, что это перл, что Чехов это большой-большой писатель. Он читал ее уже чуть ли не 4 раза вслух и каждый раз с новым увлечением» (24 января 1899 г.). Чехов был растроган: «Когда писал «Душечку», то никак не думал, что ее будет читать Лев Николаевич, — отвечает он Горбунову-Посадову. — Спасибо Вам; Ваши строки о Льве Николаевиче я читал с истинным наслаждением» (27 января). «Ваша «Душечка» — прелесть! Отец ее читал четыре вечера подряд вслух и говорит, что поумнел от этой вещи», — извещала Чехова и дочь Толстого, Т. Л. Толстая (30 марта). Вспоминает об отношении Толстого к рассказу писательница Л. И. Веселитская (Микулич): «Он восхищается «Душечкой», — и особенно телеграммой со словом «сючала». Лев Николаевич много раз повторяет это «сючала», прибавляя: «Как он это схватил удачно. Как вы думаете: какое это слово?..» (В. Микулич. Встречи с писателями. Л., 1929, с. 130).
Однако Толстой и сам понимал, что расходится с Чеховым в восприятии образа «Душечки» и ценит в нем не то, что хотел выразить автор. Помещая рассказ в составленный им в 1906 г. сборник «Круг чтения», он сопроводил его послесловием, в котором дает свое объяснение рассказу. По его мнению, Чехов под влиянием модных идей хотел посмеяться над «жалкой» «Душечкой», хотел «проклясть слабую, покоряющуюся, преданную мужчине, неразвитую женщину… но бог поэзии запретил ему и велел благословить, и он благословил и невольно одел таким чудным светом это милое существо, что оно навсегда останется образцом того, чем может быть женщина и для того, чтобы быть счастливой самой и делать счастливыми тех, с кем сводит ее судьба». Сообразуясь с этими взглядами, Толстой выбросил в тексте рассказа некоторые снижающие образ штрихи в характеристиках Ольги Семеновны и Купина.
В. И. Ленин воспользовался образом «Душечки» в заметке «Социал-демократическая душечка» (октябрь 1905 г.).
Дама с собачкой
Вскоре после появления в печати рассказа художница М. Т. Дроздова известила Чехова: «Был Левитан. Много говорили о Вас. Он все говорил: «черт возьми, как хорошо Антоний написал «Даму с собачкой». Восхищался рассказом М. Горький (начало января 1900 г.): «Читал «Даму» вашу… никто не может писать так просто о таких простых вещах, как вы это умеете. После самого незначительного вашего рассказа — все кажется грубым, написанным не пером, а точно поленом… Огромное вы делаете дело вашими маленькими рассказиками — возбуждая в людях отвращение к этой сонной, полумертвой жизни — черт бы ее побрал!» («Горький и Чехов», с. 61–62).
В овраге
«Пишу большую повесть, скоро кончу…» — сообщает Чехов сестре 14 ноября 1899 г. о работе над повестью «В овраге». А 19 ноября уведомляет редактора журнала «Жизнь» В. А. Поссе: «…я пишу повесть для «Жизни», и готова она будет скоро, должно быть, ко 2-й половине декабря. В ней всего листа три, но тьма действующих лиц, толкотня, тесно очень — и приходится много возиться, чтобы эта толкотня не чувствовалась резко!»