Мне в том году крепко не повезло. Если бы рота моя в день Приказа была в военном городке, то что-нибудь из горящего, искрящегося, дымящего, воющего и взрывающегося можно было бы найти, полазив по чердакам и сараям. Но мой батальон встречал тот день на полигоне. А по карпатским лесам искать бесполезно.
3
Служба моя в учебной дивизии не заладилась.
Как же она могла заладиться? Мне положено взводом командовать. А у меня в подчинении рота. В роте должно быть пять офицеров. А я один. Временно исполняющий обязанности. С этими обязанностями не справляюсь. Роту мою уже без всяких шуток почти официально именуют НУРР — неуправляемая рота Резуна. Сержанты у меня — звери. Роту держат крепко. Только сержантов своих я удержать не могу.
Был бы взводным, с четырьмя сержантами справился бы. Справился бы и со всеми шестнадцатью сержантами, если бы у меня в роте были другие офицеры. Но не было их. Только старшина, и тот не из самых лучших.
В других ротах положение такое же или почти такое же. Нехватка офицеров жуткая. Но друг мой Володя Архангородский — с ним мы в училище в одном взводе были — уже на учебной роте утвержден. Он справляется. Лейтенант на должности майорской. Я на такой же должности, но он уже постоянный, а я временный. Его на каждом совещании офицеров хвалят, а меня если и вспомнят, то только в качестве примера отрицательного.
И вот подошел тот самый день. Из шестнадцати моих сержантов на дембель уходили семеро.
В том, что мои служебные отношения с ними не сложились, винить можно было только меня одного. Если ученики не понимают учителя, если не слушают его и не уважают, значит, такой учитель. Это как в литературе: если книгу какого-то сочинителя никто читать не хочет, кого же винить, кроме автора?
Я никого и не винил. Не смог с сержантами, которые службу завершили, контакт найти, не смог ключик подобрать — сам виноват.
В том, что ночью мои дембеля перепьются, устроят концерт и салют, сомневаться не приходилось. Вместе с ними и вся рота будет веселиться. У каждого свой праздник.
Только не у меня.
Но они, дембеля мои, честно прошли через все испытания. Они заслужили праздник.
Что я мог для них сделать?
Прикинул.
Помощником начальника штаба батальона был лейтенант Миша Соколов. Он все расписания боевой подготовки составлял. Его я уломал поставить мою роту последней в расписание на стрельбу из танков.
Дежурным по танковому стрельбищу был лейтенант Валера Арбузов. Его я просил объявить отбой стрельбе на полчаса позже. Он не соглашался. Но и его я уговорил.
На пункте боепитания я загодя заначил три бронебойных снаряда. С этим проблем не было. Главное, чтобы потом по отчетам правильное количество стреляных гильз прошло.
Дни Приказа — это те редкие дни, когда ночью на полигонах никто не стреляет. Стрельба завершается в 16:00. Труба поет отбой, красные флаги на вышках спускают, бронетранспортеры несутся снимать оцепление.
Опустел полигон, но труба не поет, красные флаги все так же на мачтах и оцепление пока не снято.
Одна моя рота осталась и три танка на огневом рубеже. Построил я роту возле тех танков. Сержантам, которые отслужили, приказал из строя выйти. Вышли они. Сказал я им что-то совсем простое о том, что служили они честно, за что я их благодарю. И правую ладонь — к козырьку.
А это сигнал.
Грохнули три танковые пушки одна за другой.
Дембелям объявил, что они свободны, старшине приказал вести роту в расположение.
Обступили меня дембеля. Теперь они мне благодарность выражают за службу совместную, забыть просят то, что между хорошими людьми забывать принято. Лишь один как-то не очень дружелюбно настроен. Чувствую, что он уже первую порцию веселительного зелья приять успел. И он мне:
— А мы все равно ночью салют устроим.
Отвечаю: устраивайте, если вам настоящего бронебойного салюта мало, доставайте пукалки припрятанные, чем бы дитя не тешилось. Меня в роте не будет, и старшину сейчас отошлю в гарнизон. Его тоже не будет.
3
В лесу в стороне от солдатского лагеря — старый дом, построенный когда-то весьма состоятельным гражданином Румынии. Потом товарищ Сталин отжал — простите, освободил — эти земли, которые никогда ранее Российской империи не принадлежали. Дом этот оказался в черте полигона. Был он большим, светлым, уютным. В самой просторной комнате — камин из гранитных глыб. В том доме жили офицеры, когда их подразделения выходили на полигон. Получалось, что в лагерях у офицеров жилищные условия были лучше, чем в гарнизоне. Тут и веселее было. Вечерами не расползались товарищи офицеры по своим семьям, а все, у кого не было ночных занятий, собирались вместе. Тут анекдотец свежий можно было услышать, в картишки переброситься, рюмашку пропустить одну-другую.
Два раза в году тот дом пустел. Без всяких напоминаний вышестоящих командиров офицеры день и ночь напролет находились возле своих подчиненных, дабы пресечь на корню любые попытки праздновать день Приказа недозволенными способами.