Рассказы о животных

Волчица зарычала и отбежала в сторону. И тут серый увидел, что красно-бурый не так уж силен, как ему показалось вначале. Пегий был повыше ростом и покрепче, уши стояли торчком, как пики. Ловко увертываясь от укусов, он все неистовее наседал на противника, впиваясь клыками ему в загривок.

Волки сплелись в катающийся по земле рычащий клубок. Нельзя было понять, кто кого одолевает. Запахло свежей кровью.

Волчица долго не могла оставаться безучастной. Она прыгнула прямо на борющихся, и, к удивлению серого, вцепилась зубами в горло красно-бурого. Напала на того, к кому несколько минут тому назад ластилась! Вид крови, вероятно, заставил ее взбеситься.

Серый тоже не выдержал дурманящего запаха свежей крови и накинулся на красно-бурого. Выходит, он напрасно робел перед ним, терпел его ухаживания за матерью. Зато теперь он с удвоенной яростью вцепился зубами в красно-бурого.

Скоро все было кончено. Растерзанный волк лежал на поляне. Стало тихо.

Пегий отошел в сторону. Облизал раны, потерся боком о дерево. Приведя себя в порядок, он подступил к волчице. Та приняла его ласково, как до этого — красно-бурого.

Прижимаясь друг к другу, они нежно, по-волчьи, лизали друг другу морды. Волчица явно была довольна своим новым дружком.

Серый опять почувствовал себя лишним. Пегий волк с его ухаживаниями за матерью был ему противен и внушал страх своей свирепостью. В то же время молодой волк испытывал к нему новое чувство близости и своего рода гордости, какого не питал к красно-бурому. Ведь он, серый, тоже участвовал в жестокой расправе, помог убить противника. И пегий обязан помнить это.

…Шли дни. Иногда к ним наведывались и другие волки, но пегий не подпускал их и близко к своей избраннице. Волки чувствовали, что перед ними серьезный и страшный противник. Встречи обходились без кровавых схваток.

И с едой все обстояло благополучно. Волчице уже не нужно было идти на риск, нападая на деревенские стада. Она стала лениво-благодушной, тяжелой на подъем, и сын, видя ее неповоротливость (брюхо у матери стало огромным), отправлялся искать добычу один.

А волчицей в самом деле одолела лень. В поисках укромного местечка она забиралась в непролазный кустарник. Пегий не знал, как ей угодить. Он не отходил ни на шаг, то и дело игриво подталкивая ее мордой в бок. Волчица в ответ недовольно рычала. Куда девалась ее былая кротость! Пегий раздражал ее тем, что постоянно вертелся рядом. Она удалялась в чащобу и лежала там, никем не тревожимая, блаженная тем, чего не знали бывшие рядом волки. Инстинкт подсказывал ей, что ее ждет нечто радостное и мучительное, связанное с множеством тревог. Немалый житейский опыт научил ее успешно справляться с этими весенними заботами.

После долгих поисков волчице удалось найти подходящее место для логова. Огромный склон горы сплошь зарос колючим кустарником. Сюда не ступала нога ни лесоруба, ни пастуха. А об охотниках с собаками и говорить нечего. Внизу в ущелье журчал ручей.

Волчица таскала в убежище под выступом скалы прошлогодний мох, сухие листья и подолгу лежала там, а когда серый приближался к пещере, волчица встречала его рычанием. Пегого она не прогоняла и позволяла лежать возле. Это злило серого. У него не хватало смелости напасть на пегого, и он уходил подальше в лес, чтобы не видеть чужака, который вытеснил его, заняв место, по праву принадлежавшее ему, единственному сыну. Всю зиму он провел около матери, а теперь приходилось бродить одному. Еды было вдоволь. Позабыв о матери, он вместе с другими молодыми волками охотился на косуль, оленей и зайцев.

Волчицу не тревожило отсутствие сына. У нее были свои заботы.

К концу апреля в логове уже копошилось шесть волчат, и все ее внимание было обращено на них. Она отощала, шерсть свалялась и висела клочьями, из-под которых выступали ребра и лопатки. Теперь волчица почти не покидала логова, и волчатам не хватало молока.

Пегий был очень осторожен, как любой стреляный волк, он знал, что подходить к полянам, где пасется скот, опасно. Приходилось пробавляться мелочью: он приносил волчице зайчат, лисят, сусликов, мышей. Этого было мало, чтобы утолить голод — свой и волчицы.

А тут еще к ручью как-то пришел человек. Учуяв его приближение, пегий удрал.

Волчица следила за человеком из своего логова. Он наклонился к ручью, помедлил некоторое время и пошел туда, откуда пришел. На другой день он появился снова. Пегий опять убежал, волчица же не оставила волчат.

На третий день человек перепрыгнул через ручей и начал подниматься по склону.

Волчица знала, что нет более опасного врага, чем это двуногое страшилище. Нужно было уходить. Она выползла из укрытия и, хоронясь, подалась к вершине. Время от времени она оборачивалась назад. Но там было тихо: не слышно ни человеческих голосов, ни скулежа волчат, ни треска сучьев.

Под вечер она вернулась к логову. Приблизилась осторожнее, чем когда-либо. Волчата лежали там, где она их оставила, и тихо поскуливали. Учуяв мать, они вцепились в ее тощие, иссохшие сосцы.

Пегий исчез, и нужно было обо всем заботиться самой.