Почему отец никогда не показывал Игорю эту старую, каким-то чудом выжившую, годами лишь чуть подкопченную, поджаренную фотографию? Каких вопросов не хотел? Каких ассоциаций? От чего больного, низкого стремился и хотел избавить, к чему высокому и светлому готовил? И кто виноват, что победило первое, а не второе?
Олег Запотоцкий, сделавший Игоря Валенка старшим менеджером по работе с корпоративными клиентами? Из числа которых едва ли не самый жирный и завидный – «Крафтманн, Робке унд Альтмайер Бергбаутекник»? Или дочь Настя, что, даже уйдя из дома, даже начав самостоятельную жизнь, так и не сняла с гвоздика над изголовьем своего диванчика портретик жениха в блестящей рамке? Так и оставила вечным напоминанием Анатолия Фердинандовича Шарфа. Гестаповца. Пусть даже место его рождения поселок Трудармейская Прокопьевского района Южносибирской области.
А те немцы, о которых, голову вскинув, взмахнув бумажкой, необычайно удивившись, внезапно вспомнил на совещании Олег Геннадьевич – едва ли не все поголовно родились в Казахстане. Лет десять, может быть, тому назад, пятнадцать все они дружно меняли Союз Республик на Бундес Республику, одно гражданство на другое. И потому еще не отучились говорить по-русски. И снова здесь. Сотрудники ООО «КРАБ Рус», российского подразделения. Активного пользователя беспроводной и Интернет-связи. Всегда и неизменно все делали в срок, и вдруг – на тебе. Цифры в отчете Валенка не сошлись с данными бухгалтерии.
– Доверяй, но проверяй, старое правило, Игорь Ярославович, – мягко журил Олег Геннадьевич.
Игорю было и крайне неприятно, да и вдобавок очень непривычно примерять на себя, пусть на минутку, пусть и по недоразумению, но роль вечного олуха и недотепы Гусакова. Бобки. При том, что, как обычно, он сам отвозил и счет, и акт…
Только с директором не смог увидеться. Вольф Бурке. Единственный из них из всех настоящий. Вольфгангом родившийся, а не переделанный одномоментно из Владислава или же Владимира. Большой любитель одну и ту же остроту выдавать.
– Я русский учил как резервист бундесвера. Готовился от вас отбиваться, а теперь вы от меня защищаетесь, то-ва-рищ, так правильно, да, Валенок?
И, ухмыляясь, шелестел пижонской щетиной. Какое-то, наверно, существует специальное приспособление, особая немецко-фашистская технология для того, чтобы поддерживать круглогодично на лице эту трехдневной свежести поросль.
– Качество, качество, почему вы не можете поддерживать качество услуг вашей компании стабильным, господин Валенок? Вот мы в нашей работе всегда это можем.
На прошлой неделе Вольфганг Бурке воздух чесал своей щетиной не в Сибири, а дома, в Европе. Был в рурской штаб-квартире КРАБа.
– Я разберусь в кратчайший срок, – не желая раздувать явное недоразумение в большой вопрос, быстро сказал Валенок.
– Давайте, давайте, – согласился закрыть на этом совещание Запотоцкий, за что, конечно, Игорь ему был признателен.
Потом, без части таракана слева и цельного бобки напротив, через денек, зайдет к Олегу Геннадьевичу в кабинет, отдельно, и все расставит на свои места, после того как сам для себя узнает и прояснит, что происходит.
Но быстро и легко добиться правды не получилось. В бухгалтерии «Бергбаутекник» ответили, что сожалеют, но документов на оплату не получали.
– Все у директора.
– А он на месте?
– Да.
Но телефон самого Бурке не отвечал. Вместо его деревянного акцента всякий раз после набора номера на том конце отзывался отличный, хоть и механический, русский – «абонент отключил телефон или находится вне зоны обслуживания». Другой наличный телефон, тот, что в приемной Бурке, демонстрировал еще меньше отзывчивости: после пяти долгих гудков без слов и предуведомлений просто громко и сипло начинал свистеть факсом.
«Надо ехать, надо ехать самому», – думал Игорь. И не хотелось, страшно не хотелось. Шахтерский Киселевск, который Крафтманн, Робке унд Альтмайер выбрали для своего русского офиса и сервис-центра – одно из самых безрадостных и тухлых мест во всей округе. Город, в котором трава никогда не бывает зеленой, а снег белым. Где все собаки – волки, а кошки – зайцы. К тому же совершенно непонятно было – когда. Все до одного оставшиеся дни недели расписаны, и все намеченные поездки не на юг, в сторону «Бергбаутекник», а в противоположную – на север: Березово, Анжерка, Мариинск.
Из тупика вывел еще один телефонный звонок, но не исходящий на Киселевск, а входящий на собственную «нокию» Игоря Ярославовича. Директор анжерского машзавода просил перенести встречу на неделю. И так четверг освободился.
Уходя домой, на лестнице Игорь Валенок столкнулся с Борисом Гусаковым. Бобок курил на полутемной площадке. Вид у него был мрачнее мрачного, и даже сигарета, единственная полоска чего-то светлого в его руках, и та была уже на две трети съедена чахоточным процессом тления.
– Будете заезжать сегодня вечером, – спросил Игорь, – или уже нашли, у кого еще перехватиться?
– Какой там, – Бобок махнул рукой, – самого перехватили. Через коленку и по голове.
– А что такое?