Читаем Рассказы о всякой живности полностью

Горело чуть ли не целое бревно. Просто полыхало бесшумным изумрудным огнем. Попробовали отколупнуть – не получилось.

– Ладно, придем после, – сказал Минька.

Втроем они быстро набрали рюкзак картошки. Выволокли наверх.

– Минь, а как? – забеспокоился Стасик. – Увидят ведь…

– Не увидят. Мы по одному, в поле. Проползем вдоль огорода, а после соберемся. У отворота, в кустах.

Только теперь Минька разрешил выкупаться.

Вода была не очень-то теплая. Особенно сначала. Минька нырнул и долго с открытыми глазами шел под водой. Солнце столбами пробиралось в речную глубь, в воде стебли лилий и другие водоросли казались очень толстыми.

– Уфф! – Минька вынырнул. – Где вы? Стасик и Хомутов толкались в воде, стараясь спихнуть друг дружку в глубокое место.

– Вылезай! – приказал Минька. – Солнышко вон уж как поднялось.

Солнышко и впрямь воротило ближе к обеду, а тут у Хомутова набралось полное ухо воды. Минька и Стасик велели ему лечь на траву, взяли за ноги, приподняли и потрясли.

– Вылилась?

Хомутов молчал. Ему нельзя было говорить, так как он висел вниз головой. Но как только он встал на ноги, вода из уха вылилась.

– Теперь всё.

Но у Стасика в ухе тоже оказалась вода. Пришлось трясти и этого.

– Не надо было ухи-то раскрывать! – рассердился Минька.

Наконец все были одеты. Распределили, кому что принести, и назначили общий сбор в поле, за большим камнем. Минька строго-настрого наказал, чтобы не опаздывали и на глаза никому не показывались. Он потащил рюкзак с картошкой домой. Он никак не рассчитывал, что мать как раз окажется дома!

Увидев его с рюкзаком, она даже расцвела вся:

– Ой, Миня, молодец-то какой! У нас картошка-то как раз кончилась. Это чей мешок у тебя? Где взял?

Минька нехотя объяснил, что взял рюкзак у Стасика. А дальше опять приходилось врать. Больше всего в жизни Минька не любил врать, но что было делать?

А мать взяла у него рюкзак и сказала:

– Давай я картошку-то высыплю в большую корзину, а мешок ты унеси, отдай, у кого взял. Вдруг понадобится.

– Ладно, – буркнул в сердцах Минька.

Мать высыпала из рюкзака все содержимое.

«Эх, плакала наша картошечка, – подумал Минька. – Хоть бы не всю высыпала».

Мать показала, где и что лежит из еды. Потом взяла грабли и ушла в огород шевелить сено.

Минька отрезал от буханки половину и поглядел на корзину с картохой.

«Штук десять можно, – подумал он, – а то и двадцать. Нет, лучше двадцать одну, по семь штук на каждого».

Он отсчитал двадцать одну картофелину и положил в рюкзак. Даже лучше! А то не хватило бы места хлебу. Он прихватил еще и свой пустой рюкзак, чтобы Стасик положил в него маленький топорик, пирог и лук.

Все было готово. Теперь бы незаметно пробраться в поле к большому камню. Стасик и Хомутов, может, уже ждут, а Минька не любил быть последним. Только бы Катька не увидела.

На улице – ни души. Один петух разгуливал по траве. Минька сиганул через канаву в поле. «Вперед, вперед, шагай смелее!» – про себя, мысленно, повторял он, хотя то и дело приходилось не шагать, а ползти по траве.

Он устал и вспотел. Добрался до камня, замаскировался в траве и вдруг увидел Хомутова и Стасика.

Оба спокойно во весь рост вышагивали по дороге и разговаривали громкими голосами. Один тащил топор и два пучка луку, другой сумку. Давно забыли общий уговор, идут на виду у всей деревни – и хоть бы что. Минька громко зашептал: «Ложись!» Не слышат. Вот барбосы! Верь им после этого…

– Вы чего такие чин-чинистые? – вскочил Минька. – Уговор-то где?

– Мы ничего, – сказал Стасик и остановился.

Хомутов тоже остановился и сказал:

– Мы ничего.

– Эх вы…

Минька так рассердился, что не спросил даже, что у Хомутова в сумке. Молча положили Стасикову поклажу и пошли. Все трое только пыхтели. Оводы налетали на них, кусались и лезли во все места. Даже в карманы.

«Это еще что, – подумал Минька, когда обида прошла. – А каково коровам сейчас? И мерину. У них ни штанов, ни рубах, кусай сколько хочешь. – Он вспомнил, как бабка Клювиха мазала свою корову дегтем, чтобы оводы меньше кусались. – Вот возьмем и нагоним дегтю, – думал Минька. – Помажем коров и мерина, сразу им станет легче».

Все сразу вспотели: в лесу было жарко, безветренно.

Не доходя до завода метров двадцать, Минька поднял палец. Ребята затаили дыхание. Кто-то рассмеялся у речки на берегу. Или послышалось? Минька знаками велел Стасику и Хомутову залечь в траву за кустами. Сам начал подкрадываться к берегу. Он осторожно раздвинул кусты и даже глаза выпучил от удивления.

На берегу стоял и крутил спиннинг учитель по труду Сергей Михайлович. Рядом на камне сидела и почему-то смеялась Лиля.

Что было делать? Сергей Михайлович крутил катушку спиннинга. Минька видел, как он выволок из омута целый пучок водорослей. Лиля опять рассмеялась.

«Чего они тут? – подумал Минька. – Наверно, рыбу пришли ловить».

Минька просто не знал, что делать. Но тут Сергей Михайлович сложил спиннинг. Он взял из травы Лилины босоножки и подал ей. Оба пошли. Вышли они на тропку, и у Миньки захолонуло под ложечкой. Шли-то они как раз туда, где лежали в траве Стасик и Хомутов!

Перейти на страницу:

Все книги серии Школьная библиотека (Детская литература)

Возмездие
Возмездие

Музыка Блока, родившаяся на рубеже двух эпох, вобрала в себя и приятие страшного мира с его мученьями и гибелью, и зачарованность странным миром, «закутанным в цветной туман». С нею явились неизбывная отзывчивость и небывалая ответственность поэта, восприимчивость к мировой боли, предвосхищение катастрофы, предчувствие неизбежного возмездия. Александр Блок — откровение для многих читательских поколений.«Самое удобное измерять наш символизм градусами поэзии Блока. Это живая ртуть, у него и тепло и холодно, а там всегда жарко. Блок развивался нормально — из мальчика, начитавшегося Соловьева и Фета, он стал русским романтиком, умудренным германскими и английскими братьями, и, наконец, русским поэтом, который осуществил заветную мечту Пушкина — в просвещении стать с веком наравне.Блоком мы измеряли прошлое, как землемер разграфляет тонкой сеткой на участки необозримые поля. Через Блока мы видели и Пушкина, и Гете, и Боратынского, и Новалиса, но в новом порядке, ибо все они предстали нам как притоки несущейся вдаль русской поэзии, единой и не оскудевающей в вечном движении.»Осип Мандельштам

Александр Александрович Блок , Александр Блок

Кино / Проза / Русская классическая проза / Прочее / Современная проза

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века