Рассказы о верном друге

Собака-ищейка — грозный противник правонарушителя. И, зная это, опытный жулик идет на тысячи ухищрений, стараясь всячески запутать, сбить ее со следа, использует транспорт: трамвай, троллейбус, автомобиль. Была бы возможность, полетел бы по воздуху; только бы не оставлять на асфальте запах своих подошв!

Так продолжается поединок, начавшийся однажды темной осенней ночью у разбитой магазинной витрины и еще теплого трупа собаки. Кто кого? Кто хитрее, лучше умеет учитывать ситуацию, кто дальновиднее? На одной стороне право и честь; на другой — изворотливость преступника, извращенный ум, порождаемый порочным образом жизни. Эта изворотливость, которую можно сравнить со скользкостью ужа, помогает неизвестному оставаться неуловимым, выходить сухим из самых рискованных положений. Ловок, не сразу упрячешь его за решетку!

…А попался он, как иногда случается, на ерунде.

7

Любитель спорта, Лукашин в свободные часы часто посещал стадион «Динамо». Он сам состоял членом этого спортивного общества и не пропускал ни одного интересного состязания.

Он выходил со стадиона после только что окончившихся легкоатлетических соревнований, когда в толпе, хлынувшей с трибун, заметил высокого молодого мужчину в кепке и открытой рубашке-безрукавке, который шел, поигрывая цепочкой, навернутой на кулак левой руки. Что-то в его облике показалось Лукашину знакомым. Где он уже встречал это самоуверенно-вызывающее выражение на довольно интересном, но потасканном лице с эгоистически поджатым ртом, этот холодный, развязный блеск голубых глаз? Лукашин нарочно ускорил шаги, чтобы забежать вперед и взглянуть на незнакомца еще раз; но поток болельщиков, оживленных, жестикулирующих, еще продолжавших с жаром обсуждать перипетии прошедших соревнований, внезапно прорвавшийся из бокового прохода, оттеснил его.

Возможно, все на том и кончилось бы, если бы за воротами стадиона Лукашин вновь не увидел незнакомца. Продолжая все так же небрежно поигрывать цепочкой, тот направлялся к группе автомашин, стоявших на асфальтированной площадке. Остановившись около приземистого бежевого «москвича», почти невидного за широким ЗИЛом, он быстро огляделся, затем рванул ручку — и через несколько секунд, стрельнув облачкам синего газа, «москвич» уже исчезал за ближайшим поворотом. Лукашин проводил машину взглядом. Глаза скользнули по номеру, и в мозгу автоматически отпечаталось: «СВ 47-37».

Возможно, и это не вызвало бы подозрений Лукашина, если бы еще несколькими секундами позднее до него не донеслось:

— Вот тебе и раз! Где же она?!

На месте недавней стоянки «москвича» стояла компания молодежи — девушка и два юноши — и удивленно озиралась по сторонам.

— Эсве сорок семь тридцать семь? Бежевая? «Москвич»? — приблизившись, быстро спросил Лукашин.

— Да. А вы откуда знаете? — подозрительно уставился на него один из юношей.

— На ней только что уехали…

— Как уехали?! Это же моя машина!

Может быть, им знаком уехавший на машине? Лукашин подробно обрисовал его. Нет, они его не знают.

Дело начинало принимать интересный оборот.

Лукашин вернулся домой с неотвязной мыслью: где он видел этого человека? В том, что видел, он не сомневался; но… Эх, память, память! Хоть Лукашин и не мог пожаловаться на нее, но сегодня она отказывалась служить ему. Вот бывает так: где-то видел лицо, а где — никак не можешь вспомнить!

Оставалось следить за судьбой «москвича» по телефону. Часа через два дежурный милиции, к которому звонил Лукашин, сообщил ему, что машина СВ 47-37, бежевая, типа «москвич», найдена брошенной в переулке на противоположном конце города. Машина в полной исправности, все части целы.

Обычное хулиганство. Расследование уже не представляло особого интереса. Тем не менее мучимый желанием выяснить, кто — человек, захотевший прокатиться на чужом автомобиле, Лукашин не удержался и на дежурной «победе», захватив с собой Каро, съездил и осмотрел «москвича». Но тщетно! Неизвестный не оставил никаких следов, не забыл никакого предмета, вообще — ничего, за что можно было бы ухватиться, чтобы попытаться установить его личность.

Прошло недели две, когда точно такой же случай повторился снова. Опять на стадионе и опять — «москвич». Машина нашлась в тот же день. Угнавший ее, как и в первом случае, остался безнаказанным.

Шло время, а угоны «москвичей» продолжались, повторяясь с аккуратной периодичностью через две-три недели. И каждый раз это случалось где-нибудь неподалеку от стадиона. Кто-то явно развлекался, играя на нервах владельцев индивидуальных машин, завсегдатаев стадиона, заставляя то одного, то другого из них пережить несколько неприятных часов, после чего, как правило, машина находилась.

Лукашин решил во что бы то ни стало выследить охотника ездить на даровом бензине и наказать «шутника». Ему это было легче сделать, чем кому-либо: он один видел его. Кроме того, Лукашин никак не мог отделаться от ощущения, что знает этого человека.