Рассказы о русском подвиге

присудит наш бабий сход.

Сход порешил мужиков принять. Давно ведь женщины этого ждали. Не бабье

дело вести войну.

Хоть и не бабье, да все же мало кто из женщин оставил ружья. Огромный

теперь отряд. Старшим по-прежнему Кожина. Мужики послушны во всем.

— Приказывай, матушка, слушаем.

— Бей до конца француза! — ныне это единый приказ.

Вот какая она, Василиса Кожина, русская женщина, храбрая женщина. Ее не

то что на место старосты, Кожину хоть в губернаторы назначай, хоть в военный

совет сажай.

ОПАСНОЕ МЕСТО

В белорусских непроходимых лесах под Оршей расположился партизанский

отряд — крестьяне из ближних сел. Тут под Оршей они воевали, тут же в лесах

и жили.

В отряде среди других мужичонка, по имени Петрусь, по фамилии Глебка. Он

и выбрал-то это место.

— Хорошее место для вас я выбрал, — любит похвастать Глебка. — Можно по

французам отсюда ударить, можно и снова сюда утечь!

Так крестьяне и поступали. Ударят по обозу, небольшому отряду французских

солдат или по фуражирам и снова к себе в леса.

— Нет, все же хорошее место я выбрал, — не унимается Глебка.

А место-то, по правде говоря, было не очень хорошее. Болота кругом да топи.

Мошка безжалостно ест. Нет бы выбрать где выше, где суше.

— Зато неприятель сюда не сунется, — рассуждает все тот же Глебка. — Сиди

тут, как лыцарь в каменном замке.

— Твой замок одни болота.

— Болота для нас тут потверже камня, — отбивается Глебка. — А главное,

можно всегда утечь. Любому из любого места можно всегда утечь, —

философствует Глебка.

И вот однажды крестьяне было напали на какой-то обоз. Да тут подоспела

французская полурота, и партизанам пришлось бежать. Добежали они до леса —

думали, дальше француз не тронется.

Однако полурота попалась отважная. Гнала она мужиков и дальше, шла по

пятам и загнала в такие топи, что стой! Дальше вперед ни шагу. Тут, к счастью,

спустился вечер. Французы тронуть крестьян не успели. Зато обложили со

всех сторон — конечно, кроме той, где болото. Расположились солдаты на ночь.

Противник надежно схвачен. Завтра ему конец.

— Ну вот тебе и твой замок! — кричат крестьяне на Глебку. — Лыцарь ты

этакий... Вот тебе и утечь!..

— Да кто же думал! Француз какой-то чудной попался, — разводит руками

Глебка. Он и сам понимает, что делу, поди, конец. Однако для храбрости и себе

и другим: —Оно же, болото, не очень топкое.

Попробовали крестьяне — сплошная трясина. Шаг — и сразу по шею, два

шага — катись с головой. Хотят они снова ополчиться на Глебку. Нет, не видно,

пропал куда-то проклятый Глебка.

— Может, утоп?

А Глебка в это время пробирался все-таки по болоту. Сук у него

длиннющий в руках. Щупает им трясину. С кочки на кочку, где бухнет по пояс, где еле

удержится, и все же пролез.

С той стороны болота была деревня. Поднял Глебка на ноги мужиков,

объяснил поспешно, в чем дело. Набрали крестьяне сена, кладок и досок, пришли к

опасному месту, соорудили шаткий настил. По настилу весь партизанский отряд

и убрался из-под самого носа французов.

— Ну, говорил я, что можно любому всегда утечь! — опять торжествует Глебка.

Вырвались мужики из окружения. Осмелели. Думают, а что, если им самим

теперь захватить французов. Мысль озорная, всем нравится.

Обошли крестьяне болото сухими местами, взяли с собой мужиков из местной

деревни, послали в другие, чтобы и из тех приходили на помощь. В общем, к

рассвету все были на нужном месте.

Проснулись утром французы. Где же крестьяне?! А те у них за спиной. Вот

уже и крики слышны, и самодельные пики пущены в ход, рогатины, косы, вилы.

Правда, и ружей у мужиков с десяток, и две настоящие сабли. Заметались

французы. Одни к трясине — тут их голубит верная смерть. Другие к крестьянам —

навстречу им тянутся косы и вилы. Погибли французы.

Довольны крестьяне.

— Ну как?! — смеясь, обращаются к Глебке. — А говорил, что любому можно

утечь!

мотя

Отступают французы. Есть хочется. Нечего есть. Бродят французы по русским

селам. Рыщут, где бы и чем поживиться.

Не забыта и деревня Ивановка. Недавно побывало здесь двадцать французских

солдат. Сегодня явилось семеро.

Ходят французы по избам. Пусты закрома крестьянские. Скотина куда-то

припрятана.

Явились они к деревенскому старосте, вцепились в белесую бороду:

— Отвечай, где зерно укрыто.

Разводит старик руками:

— Третье лето у нас недород.

— Недород?

— Недород.

Обозлились французы, хлесть старика нагайкой:

— Недород?!

— Недород!

— Ах ты мошенник старый! — кричат французы. — Не желаешь добром, силой

сказать заставим.

Схватили солдаты деда. Швырнули, как сноп, на лавку. Теперь уже двое стоят

с нагайками.

Крутилась здесь Мотя — внучка упрямого старосты. Жалко ей деда, знает она,

где зерно зарыто.

Взлетели над спиной старика, как цепа в обмолот, нагайки. Зажмурилась

Мотя:

— Стойте!

Остановились французы, смотрят на Мотю.

— Дедушка хворый. Не бейте. Я покажу.

— Ах ты душа окаянная, — сплюнул старик с досады, потянулся к печному

ухвату.

Съежилась Мотя.

— Но, но, — вмешались французы. — А ну, собирайся! — командуют

Моте.

Собралась девочка. Идет, от обиды и страха всхлипывает. Вывела она

французских солдат за околицу. Повела за бугор к оврагу.