– Не уходи, – сказал он в трубку. – Тут контроль. Я сейчас, – быстро нашел билет, отдал и тут же вновь забыл обо всем. – Марин, – сказал солдат. – Почему я все время говорю, а ты молчишь?.. Нет, я говорю, а ты ничего не говоришь… Ты слушаешь. А кто там с тобой рядом шумит?.. Девчонки? А, тогда понятно… Нет, я тебя не ревную. Знаешь, я просто хочу, чтобы никого в мире, кроме нас, не было. Я бы с тобой уехал жить на необитаемый остров… Мы бы музыку с собой взяли… Ну, может быть, бабулю мою. … Твою сестру? Не знаю. Она совсем маленькая. Ей на необитаемом острове трудно будет… Бабуле еще труднее?.. Ну, может быть. Знаешь, мне с тобой никогда спорить не хочется. Ты иногда такое скажешь, а мне все равно… Почему глупая? Ты самая умная и красивая в мире.
Вот тут я «поплыл». Солдат мне понравился, даже очень. Говорил он без акцента, на приличном русском языке. Грубых, мусорных слов в его речи не было, сленга тоже. Спрятал книгу в сумку, устроился поудобнее и закрыл глаза, будто решил подремать, но на самом деле так слушать было удобней, а слушать солдата стало приятно и даже радостно.
– Марин, – продолжал он. – Знаешь, мне легче, когда в походе каком-нибудь. Иду, еду – и вроде к тебе, а когда на одном месте – тогда трудно, я тогда паниковать начинаю… Вот сейчас еду – и ничего… Как на чем? На поезде, из Акко. Ты тоже на поезде?.. Ничего не понимаю! В каком поезде?
Тут солдат вскочил, дико озираясь, а в другом конце нашего вагона поднялась статная девица с телефоном, прижатым к уху. Солдат и солдатка рванули друг к другу, чудом не искалечив пассажиров своими автоматами. Остановились в полуметре друг от друга. Лица парня я не видел. Девица сияла всем своим веснушчатым ликом. Ну а затем последовал рывок в объятья друг к другу. И поцелуй вышел у них долгим и страстным. А чего стесняться? Они и без долгого путешествия вдруг оказались на необитаемом острове.
Такие бывают чудеса с современной техникой связи. Люди разговаривают друг с другом; думают, что между ними большое расстояние, а на самом деле они совсем рядом. Ну, а во всем остальном такой разговор мог случиться и десять, и пятьдесят, и тысячу лет назад.
Кто-то, возможно, мне не поверит, что такие горячие чувства имеют место быть в нашем разочарованном и усталом мире. В доказательство привожу фотографию надписи у автобусной остановки, неподалеку от моего дома. Кто-то начертал на бетоне признание девушке с тем же именем – Марина. Не всю надпись можно разобрать на фотографии. Приведу ее полностью: «Марина! Я могу построить город, разрушить горы, но я не могу затушить огонь, который ты зажгла во мне!» Последние четыре слова влюбленный начертал из пульверизатора на плитках мостовой и разобрать их уже трудно. Большую часть надписи, вы сможете прочесть без труда сами, если попадете к дому 196, по улице Иерушалаим, в Холоне.
Мне хочется думать, что украсил эту стену тот солдат из поезда. И сделал он это в самом начале своей любви, когда еще не стало очевидным отношение к нему этой самой Марины. А он просто был обязан признаться в любви к ней, и сделать это как можно быстрей, потому что предстояла служба в армии и невольная разлука: на неделю, на день, на час, на минуту – не важно это.
А еще я сфотографировал на фоне надписи свою собаку. Она заслужила это, потому что принадлежит к породе, выведенной будто специально для любви к людям. Причем такие собаки любят весь род человеческий, независимо от возраста, пола и цвета кожи. Я не знаю, почему так получилось, но хорошо, что вышло именно так. Есть собаки для охоты, для сторожевой службы, есть псы для собачьих боев, а есть и вот такие – только для любви к людям.
И, если честно, я своей собаке завидую. Завидую удивительному таланту сразу и бесповоротно верить всем и каждому. Верить и любить всех с первого взгляда.
Религия тысячелетия пробует вывести такую же человеческую породу, но пока безуспешно. Собственно, это ее главная задача. Всевышний не озабочен проблемой любви среди тех же собак, а вот любовь человеческая ему крайне необходима по многим причинам. Особую, любвеобильную, породу собак вывели сами люди, а вот с собой они справиться никак не могут при всем старании.
Думаю, это не беда, это нормально, что не можем мы с возрастом говорить друг с другом так, как говорили тот солдат и солдатка в вагоне поезда, следующего из Акко в Тель-Авив. Беда в другом, и мешает нам, как мне кажется, другое: будто в отместку за утраченную силу и чистоту чувства приходит к нам раздражение, нетерпимость к людям, цинизм. Мы начинаем хоронить и отпевать себя раньше смерти, забывая напрочь о том, что когда-то вполне могли «построить город и разрушить горы» на необитаемом острове, наедине со своей любовью.
Случайный ребенок
Пришли к нему переписчики в 1979 году. Большую подробную перепись населения затеяла тогда советская власть. Вот пришли к нему молодые ребята-комсомольцы с планшетами и стали спрашивать: кто и когда?
А он, надо признаться, даже в это ясное утро был под хмельком, веселый, игривый до полного безобразия.